Светлый фон

За эти короткие мгновения перед полетом в неизвестность Квинт Марций успел вызвать в медотсек Луция Антония, задать курс рулевому и приказать Марции Либертине следовать за «Аквилой».

— Полный вперед!

«Так! Обруч — на голову, руку — на панель. Теперь Слияние…» — Кассию сильнее прохода по червоточине отчего-то пугало именно соединение с нейросетью «Аквилы». Бывшая станционная лигария страшилась той несвободы, которую сулило присоединение к сенсорной системе биремы. Но «Аквила» просто впустила сознание Кассии в себя. Словно добрая воспитательница, приведшая группу малышей в игровую комнату с новыми игрушками.

Республиканские корабли вошли в Устье червоточины…

***

«Бери всё, что тебе нравится, детка», — проворковала «Аквила» голосом незабвенной Ювенции Мусиллы. Или эти слова почудились восторженной девочке из фамилии Кассиев? Отчего же ей не восхищаться и не радоваться, если бирема подарила ей всевидящее зрение, удивительно тонкий слух и лучший в галактике вестибулярный аппарат?

А рядом был Гай Ацилий Курион — такой, какой он есть: рассудительный, заботливый, умный и невозмутимый. Они снова стали одним целым, но при этом остались сами собой.

То, что делали с ними на Цикуте, было жестоким бессмысленным насилием, не имеющим никакой иной цели, кроме надругательства над человеческим духом, над редким даром безошибочно вести корабли из пространства в пространство. А сейчас это была… любовь, настоящая любовь, когда любящий не берет, но отдает всё, что имеет, и взамен получает без счета и меры.

Перед мысленным взором Кассии, а видела она, разумеется, не глазами, а мозгом, усиленным нейро-эйдетическим парадоксом, раскрылся бесконечный тоннель, сияющий немыслимым светом. И не успела лигария насладиться его совершенством, как сверкающая бездна начала стремительно ветвиться. И каждый раз Кассия Фортуната точно знала, в какой из каналов следует скользнуть. Просто знала и всё. Как новорожденный знает, что нужно сделать первый вдох. Ничуть не сложнее, чем дышать, но гораздо приятнее.

Вселенная приблизила свои горячие уста, не касаясь, но согревая теплым дыханием приоткрытые губы Кассии. Обещая блаженство и счастье в своих объятиях, и тысячу сто поцелуев, а потом еще тысячу и снова сотню. Совсем как тот древний поэт или как опальный патриций прошедшей ночью.

***

Поэзия. Это была поэзия в ее исконном, чистом, первозданном виде. Строгий ритм, возникающий из хаоса. Безупречный математический расчет, только лишь с помощью которого и возможно выжить.

«Аквила» вошла в Устье, и перед Ацилием расцвел первозданный хаос изнанки пространства-времени, словно безнадежно спутанный ворох разноцветных нитей, какофония звуков и голосов, сумятица мыслей. Звуки сияли, переливаясь, голоса вспыхивали разноцветными огнями на упругом полотне времени. Цвета — звучали, вспыхивали и гасли. И найти путь в этом обманчивом, изменчивом Нигде-и-Никогда было…