Я качаю головой.

— Мы ведь сразу так решили. Он проснется вместе с остальными замороженными, и они будут его судить.

— Ты мог бы не заставлять их судить, — бросает она в ответ. — А просто оставить его тут.

Мог бы. Знаю, что мог бы. Так было бы гораздо проще. Но еще я знаю… ведь, хоть мне и хочется об этом забыть, мы связаны… так что я знаю, знаю… он хочет лететь. Он повесил выбор на Эми, позволил ей решать… но сам факт того, что он оставил эти подсказки, что не разрушил нашу надежду, означает, что он все-таки — как и я сам — хочет сойти с «Годспида» на новую планету.

Я не могу приговорить его к жизни в стенах корабля, даже если он этого заслуживает.

— Пусть замороженные его судят, а я соглашусь с их решением, — говорю я Эми.

Она сжимает губы в тонкую белую линию.

— Так просто все не получится, и ты это знаешь.

— Он летит на новую планету.

Эми застывает.

— Если ты это сделаешь, между нами все изменится. Не могу поверить, что мы даже обсуждаем то, чтобы взять Ориона с нами.

— А я не могу поверить, что ты готова у кого-то отобрать планету, пусть даже у Ориона.

Она смотрит на меня, будто мои слова ударили ее, а потом без единого слова бежит к гравтрубе.

В одиночестве иду в темную комнату Старейшины. Смятое облачение Хранителя валяется на полу.

Я оставляю его там.

72. Эми

72. Эми

В последний день на борту «Годспида» я складываю все свои вещи в небольшую сумку. Одежда — бывшая одежда Кейли, погибшей за правду, которую не сумел утаить Орион. Блокнот, в котором я писала письма родителям, когда думала, что никогда их не увижу. Мой плюшевый мишка.

Свой бордовый платок я оставляю в комнате. На новой планете мне не придется скрывать, как я выгляжу. Складывая ткань и укладывая ее на стол, обвожу взглядом комнату, которая три месяца была мне домом. Я думала, что проведу здесь остаток жизни. Или… однажды стану жить со Старшим на уровне хранителей.