Я моргнула, пытаясь понять, о чем он, а когда поняла, было очень больно — прямо в голову, в мозг, электроды в центры боли.
— Ты точно проверил?
— Да.
— Но… Он же баронианец! Он не мог соврать!
Дональд молчал, и ответ можно было прочитать прямиком по обалденному белому свечению. Баронианец, конечно, солгать не может.
На какую-то крошечную долю секунды мне захотелось разорваться. Хотелось побыть настоящей девушкой: разрыдаться, вцепившись ему в руку, умолять вытащить меня, не бросать и спасти. Хотелось быть по-настоящему сумасшедшей — чтобы с отшибленной головой — и просто рассмеяться, и признать наконец, что это я все придумала, потому что хочу только одного: быть лучшей и доказывать это на каждом шагу.
Я всего-навсего осталась лежать на столе, слушая, как он уходит. Свет Дональд забрал с собой.
* * *
В коридоре фрегата было пусто и тускло.
И все, и хватит. Переживу.
Каюта не изменилась, здесь все было как раньше, только теперь больше некуда мне бегать от кошмаров. Я поскладывала разбросанные вещи и улеглась на кровать, подтянув колени к груди. Думать не хотелось, да и нельзя было думать, если уж совсем строго разобраться. Но я точно знала: рано или поздно придется заснуть, и теперь вообще не факт, что я оттуда вернусь.
К Марии. Увы, пора.
Карпцова сидела за столом и ковырялась в манипуляторе скафандра. Тестерная отвертка щедро выводила данные на голопанель, и Мария смотрела больше на экран, чем туда, где ковырялась.
— Привет, — сказала я, садясь напротив.
— Привет. Сейчас.
Карпцова несколькими движениями загнала детали на место, и манипулятор с тонким свистом сложился.
— Что скажешь? — поинтересовалась докторша. — Или ты так — выпить пришла? За упокой, так сказать?