Светлый фон

Миро кивнул.

— Пипо?

— Пипо рассказал свинкам о своем открытии. О том, что убивавшая людей десколада была составной частью их физиологии. Что их тела могут переносить трансформации, которые убивают нас. Мандачува разъяснил женам, что это означает, что люди не были божественными и всемогущими. Что в некотором отношении мы были даже слабее Маленьких братьев. И что то, что делает людей сильнее свинок, — не то, что нам дано от природы: наши размеры, наш мозг, наш язык, а простая случайность, состоящая в том, что мы обогнали их на несколько тысяч лет в своем развитии. Раз они могут воспринимать наше знание, то, значит, мы, люди, не должны более иметь власти над ними. Открытие Мандачувы состояло в том, что свинки потенциально равны людям, — вот что, по мнению жен, заслуживало награды, а не информация Пипо, приведшая к этому открытию.

— Значит, они оба…

— Свинки не хотели убивать ни Пипо, ни Либо. В обоих случаях решающее открытие принадлежало свинкам. Единственная причина, по которой они умерли, это то, что они не смогли заставить себя взять нож и убить друга.

Миро был уверен, что видит боль на лице Эндера, несмотря на все его усилия скрыть ее. Потому что именно на боль и горечь Эндера он ответил.

— Вы, — сказал Миро, — вы можете убить любого.

— Я родился с этим умением, — согласился Эндер.

— Вы убили Хьюмэна, потому что знали, что это даст ему возможность жить новой и лучшей жизнью.

— Да.

— И меня, — произнес Миро.

— Да, — сказал Эндер. — То, что я отправляю тебя в полет, очень похоже на убийство.

— Но буду ли я жить новой и лучшей жизнью?

— Не знаю. Ты уже передвигаешься лучше, чем дерево.

Миро засмеялся.

— Итак, я хоть в чем-то обошел старика Хьюмэна — по крайней мере, я ходячий. И никто не бьет меня палками для того, чтобы я мог говорить. — Затем выражение лица Миро опять стало кислым. — Конечно, теперь у него может быть хоть тысяча детей.

— Не рассчитывай на то, что проживешь всю жизнь в безбрачии, — сказал Эндер. — Можешь разочароваться.

— Надеюсь, что так, — отозвался Миро.

И потом, после некоторого молчания спросил:

— Глашатай?