Командный пункт размещался в одном из ангаров. Единственное, что выдавало его – наличие замысловатой башенки модуля дальней связи, и спутниковых коммуникаций. Кроме того, в противоположность остальным постройкам, пространство вокруг всегда ярко освещалось.
Кайсаров подошёл к двери одновременно с Павлом Романовым. Тот сосредоточенно пыхтел трубкой, с которой не расстался даже в центре подготовки. На ехидные замечания окружающих и намёки насчёт сходства с паровозом, он, попыхивая трубкой, невозмутимо сообщал, что на его, Романова, взгляд, главными признаками настоящего врача должны быть толстый живот, очки, борода и трубка. Несмотря на спорность постулатов, внешностью он соответствовал, и хирургом был от бога. По слухам, имел на Земле приличную практику. О причинах эмиграции не распространялся, но бытовала версия, что на родине его здорово достали спецслужбы. А за что – никто из сослуживцев не знал.
Заметив Игоря, Романов неторопливо извлёк изо рта чадящего монстра и протянул руку:
– Не дают поспать?
Игорь кивнул.
– И вас выдернули? – осведомился он, вежливо пропуская врача вперёд.
Романов утвердительно хрюкнул, и, вернув трубку на место, прошествовал внутрь КП.
Небольшой конференц-зал оказался почти полон, ждали только их. Романов с шумом отодвинул кресло, уселся, и принялся попыхивать трубкой. Игорь устроился рядом и огляделся.
Главадмин пригласил на совещание всех. Даже оба вечно занятых электронщика, сутками копающихся в поступающем оборудовании, сидели с недовольными лицами. Игорь почему-то поймал себя на мысли, что не может сходу припомнить имён парней.
– Итак, раз все в сборе, начнём. – Сергей включил объёмный визуальный терминал. – Сначала факты. Два часа назад должна была выйти на связь группа Градского. Но в установленное время на связь они не вышли. На позывные дежурного оператора не ответили. Однако час назад мы приняли сообщение… Точнее, часть.
Сергей коснулся управления терминалом, приглушая свет.
– Сообщение забито помехами, картинка мутная, но после обработки можно кое-что разобрать.
Сначала через поле голографического экрана поплыла белёсая муть, сдобренная цветным «снегом», из устройств звуковоспроизведения доносился треск, затем проступили контуры лица. Кто-то позади Игоря шумно выдохнул: лицо было страшно изуродовано. Складывалось впечатление, что человека долго, аккуратно и со знанием дела, резали бритвой, снимая тонкими пластами кожу и плоть. То, что осталось, пыталось что-то сказать, хрипя и булькая, глядя пустыми глазницами в зрачок камеры. Сквозь треск прорезался голос.