Она замолчала.

В воцарившейся тишине было слышно, как сдерживают дыхание ависы. Горла у них раздулись, хохолки распушились, и взгляд сделался стеклянным, как у чучел в старинных зоомузеях.

Мысль эта показалась Павлышу необычайно важной, но почему — он так и не успел сообразить.

Вдруг, разом, ависы издали дикий вопль. Распахнув крылья и ритмично припадая к земле, они двинулись на Эмму. Домрачеев переглянулся с Борисом и Славой, прихватил гаечный ключ и шагнул, чтобы встать между девушкой и птицами.

Он не успел. Никто из них не успел.

Ависы уже обступили Эмму плотным кольцом — и, заорав, выпрямились. Они запрокинули головы, обнажили горло, и смотрели, кося желтыми глазами; смотрели на Эмму, не отводили взгляда.

Это продолжалось с минуту, и Павлыш, к счастью, перехватил Домрачеева прежде, чем тот вмешался. А Борис поглядел на академика, с невозмутимым видом строчившего что-то в блокноте, на Светлану, которая заслонила собой детей, — и просто кивнул.

— Сей соревнодар… — Отец запнулся, видимо, ему было неудобно говорить с вывернутой шеей. — Превозмог чаянья… превозмог… он… мы… повержены ниц и благодарим. Благодарим!

— Благодарим! — выкрикнули по-птичьи ависы, а переводчики дружно проскрежетали то же на русском. — Благодарим!

Воцарилась тишина. Слышно было, как где-то вдалеке тенькает одинокая птица — вполне себе неразумная и счастливая.

— Неужели весь этот бедлам прекратится, — пробормотал Миша. — Неужели мы наконец вернемся домой?

Отец услышал его и зачирикал переливисто, протяжно. Павлыш уже знал, что такие трели у ависов означают смех.

— Вы предвосхитили наш следующий дар, — сказал Отец. — Мы готовили его для вас с самого начала, все эти дни, но вы — предвосхитили. Ритуал завершен, однако мы — в качестве признания и благодарности — все-таки вручим его вам.

— Это… очень приятно, — медленно произнесла Эмма. Ависы по-прежнему стояли вокруг нее, вывернув шеи. — И мы с благодарностью его примем, что бы это ни было.

— Дом, — заявил Отец — и остальные птицы согласно подхватили: — Дом! Дом! Дом!

— Вон там. — Он указал крылом на исполинские деревья. — Мы вырастили для вас домодрево и смиренно просим поселиться в нем.

— О, — сказала Эмма. — Но у нас уже есть…

Потом она осеклась, видимо, заметив что-то такое во взгляде Отца, и кивнула:

— Да, конечно, для нас это великая честь.

— Ну, по крайней мере, это ненадолго, — шепнул Павлышу Домрачеев. — Думаю, максимум до вечера — а потом в криованны и на родную матушку Землю!