И как только Терим сообщил, что Нави вышла из послеоперационного сна, пилот поспешил в клинику.

Узнал у дежурной медсестры номер палаты, и, не слушая взволнованные оклики девушки, направился туда.

Дверь мягко скрылась в стенной нише. Свен вошёл внутрь.

Нави сидела в углу комнаты, обхватив колени руками. Дрожала. Голова резко дёргалась из стороны в сторону, словно девушка прислушивалась то к одному голосу, то к другому. Глаза безумные, потерянные. Волосы, ещё не успевшие толком отрасти, растрепались, кончики их, пропитанные потом, прилипли ко лбу.

- Девочка моя.

Она не слышала.

Их разделяло всего пять шагов. Отчаяние, разлука, осознание ошибок, любовь, поиск, спасение - их тени пролетели перед мысленным взором Свена. Пять коротких шагов до мечты, казавшейся недостижимой. Пилот словно стоял под потоком ветра - до того сложно было пересилить пропасть неверия и подойти к ней, прикоснуться впервые за месяцы поиска и слепой надежды на счастье.

Он сделал первый шаг.

Нави, одетая в белую больничную робу, феникс, восставший из пепла. Нави-уголёк. Свен почувствовал, что и сам дрожит, как осиновый лист. Хватит, довольно бояться. Он подошёл к ней, сел рядом, прикоснулся к её руке. Нави дёрнулась, как от удара.

- Ты в порядке, малышка?

Нет. Конечно нет. Лаозар предупреждал, что память, если и приживётся, то не сразу. Наивно ожидать, что их лечение, больше похожее на вивисекцию, принесёт скорые плоды. Не найдя лучших слов, Терим сказал, что сейчас в теле девушки есть память, но нет души. И сможет ли она возникнуть из союза той же оболочки и тех же воспоминаний, что и в некогда живом, но теперь умершем человеке - это большой вопрос. Ответ на который может дать только время. Свен верил в лучшее. Верил так, как никогда не верил ни в бога, ни в судьбу, ни в удачу - свято и безоглядно.

- Я здесь. Я тебя нашёл. Ты помнишь меня?

Всё бесполезно. Она не видит, не чувствует, не понимает, что происходит. Если и смотрит на него - то невидяще, взор словно тонет в омуте памяти. Ничего от преданного и смешливого взгляда, что когда-то пленил прожжённое цинизмом сердце последнего из клана Гаальских.

Дверь снова распахнулась. Вошла медсестра.

- Мистер Гаальский, пожалуйста. Вы не должны здесь находиться. Мы наблюдаем госпожу Нави со всей возможной тщательностью, ей необходимы время и покой.

- Оставьте нас. Ей необходим я, и я всегда был ей нужен. Теперь я должен побыть с ней.

Медсестра обеспокоенно кивнула, прижимая к груди рабочий планшет, словно искала в нём защиты.

- Я не хочу с вами спорить. Но сейчас наша пациентка переживает глубокий и длительный шок. Представьте себе младенца, родившегося с памятью о прошлой жизни. Ей нужно заново осознать себя, примириться с новой для неё действительностью. Прямо сейчас она переживает всё, что произошло с ней... тогда, до первой смерти. И не верит, что это она, и не знает, что всё это значит. Ваше вмешательство, сколь бы нежным и сострадательным оно ни было, только сделает ей больнее. Вы должны уйти.