– Ты оправдываешься, – удивленно замечает Азамат.
– Ну да, наверное… – притормаживаю я. – Просто я не то чтобы гордилась этим поступком.
– Я своим тоже не горжусь, – отчетливо произносит Азамат, притягивая меня поближе. – Ты же не думаешь, что мое мнение о тебе может измениться из-за какой-то информации.
Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, к чему он это.
– Ты хочешь сказать, что будешь меня любить, даже если прочитаешь все мои посты в соцсетях с шестилетнего возраста?
Он поднимает брови.
– Да. А ты писала в соцсетях с шестилетнего возраста?
– Естественно, а ты что, нет?
– Я, по-моему, ни разу в жизни ничего не писал в соцсетях.
– А как же ты собираешься доказывать детям и внукам, что в свое время был таким же идиотом? – ужасаюсь я.
– А зачем? – фыркает Азамат.
– Ну как, чтобы они не чувствовали себя позором семьи…
Азамат заходится хохотом так, что вода выплескивается через край.
– Ой, не могу, земное воспитание! Боги, мой отец прилагал все усилия, чтобы я
– Но ты же не думаешь, что это правильно?
– Нет. – Он переводит дух. – Я вон даже Арона заставил отдать детей Унгуцу в клуб, чтобы были под присмотром. А то опять у мальчика на руках такие синяки, что мне Арона хочется закатать в дорожное покрытие.
– Я чувствую, в этом клубе у Унгуца скоро весь Муданг соберется.
– Пусть, – улыбается Азамат. – Кир с большим удовольствием их всех воспитает. Эцаган уже поставил на поток дела о домашнем насилии, пятнадцать процессов за зиму, все очевидные. Мне даже интересно, когда люди наконец поймут, что сорок раз розгами – это не повод для гордости.
– Надеюсь, что до того, как вы все вымрете, – оптимистично замечаю я.