«Децибел»-Пиби обвинялся (суд ждал, пока Брисби показывал, как могла лететь в него книга): в подстрекательстве к бунту, выразившемся в употреблении унижающих выражений, касающихся расы, религии, места рождения или условий, имеющих место до начала службы на корабле другого гвардейца. Приговор — три дня на хлебе и воде, исполнение приговора откладывается, понижение в чине, девяносто дней испытательного срока.
Полковник и подполковник вернулись в кабинет Брисби. Брисби выглядел мрачным; разбирательство его расстроило. Стэнк сказал:
— Скверно, что вам пришлось наказать этого мальчишку Торби. По-моему, он прав.
— Конечно. Но «подстрекательство к бунту» не оправдание бунта. Ничто не может его оправдать.
— Конечно, вы были вынуждены. Но мне не нравится этот Пиби. Я собираюсь тщательно изучить его послужной список.
— Сделайте это. Но, черт возьми, Стэнк, у меня такое чувство, будто я сам затеял эту драку.
—
— Два дня назад я сказал Торби, что мы не смогли его идентифицировать. Он вышел от меня в состоянии шока. Мне следовало послушать психолога. У парня есть шрамы, из-за которых он не может отвечать за свои поступки в определенных условиях. Я рад, что это было картофельное пюре, а не нож.
— Ну, босс, картофельное пюре едва ли можно назвать смертельным оружием!
— Вы не присутствовали, когда он услышал эту новость. То, что он никогда не узнает, кто он такой, было для него ударом.
Пухлая физиономия Стэнка застыла в раздумье.
— Босс! Сколько было мальчику, когда его взяли в плен?
— А? Криш считает, что около четырех.
— Капитан, в пограничных районах, где вы родились, когда у вас брали отпечатки пальцев, определяли группу крови, фотографировали сетчатку, и прочее?
— Ну, когда я пошел в школу.
— У меня тоже. Уверен, что так же и в других местах.
Брисби замигал:
— Ах вот почему нет сведений о нем?
— Возможно. Но на окраинах идентифицируют ребенка сразу же, до передачи его родителям.