Корин промолчал. Потому что сейчас все это уже было неважно. И вопросы, и ответы. И радости, и печали.

Николь догнала командира и пошла рядом.

– Но в Космополе я останусь.

– Да-да, конечно, – отозвался Корин.

Николь показалось, что ее последних слов он не услышал. Она хотела повторить фразу, но взглянув на командира, на его ставшее будто каменным лицо, передумала.

Эдди ждал их у своего шатра в полном боевом облачении.

– Жрица, страж храма, Рохт уже выводит отряды на исходные рубежи. Скоро начинаем.

– Эрден Свэбо желает взобраться на стену Отэухото первым? – с иронией спросил сержант.

Капрал понял, что сегодня быть «самым смелым воином на планете» ему запрещено. Такие его порывы командир каким-то неведомым для Эдди способом распознавал моментально.

– Кор…

– Тихо. Высокордный слишком громогласен.

– Лагерь почти пуст, Оэр. Рядом нет ни одного сеятеля или пастуха. Посмотри окрест.

Эдди, наверное, от волнения говорил на какой-то странной смеси английского и языка болхо.

– А где подаренное высокородному «тело»?

– Какое «тело»?

– Страж храма говорит об Эоке, – пояснила Николь.

– А! В шатре. – Капрал обернулся. – Я не подумал, – сказал он и тут же поправился, перейдя на язык болхо. – Свэбо не подумал.

– Простодушие – путь к смерти, высокородный.

– Слова правды, страж храма.

Корин посмотрел по сторонам.