Рохт, шепча молитву, расстелил на песке одно из полотенец. Ровно посередине Корин положил на него черные одеяния жрицы и ее мечи. На один край Гарф поставил сапоги жрицы, а на другой Мадх опустил чашу с вином.

Отступив на три маха, сержант вынул свой клинок и очертил им на песке незамкнутую окружность. В ее центре он расстелил второе полотенце, на края которого Николь поставила чаши с водой и, разувшись, стала на середину белого прямоугольника.

Корин взял с чаши кинжал и подал его Николь. Девушка сжала холодную рукоять двумя руками и направила острие вперед.

– Нэк Триединый, жрица Гэра взывает к Богу богов!

Пока Николь читала первую хвалебную часть молитвы, старейшины разложили по периметру окружности вязанки хвороста, оставив свободным проход внутрь. Потом вполголоса произнеся «да свершится кара», они исчезли во тьме.

Когда Николь замолчала, Корин подошел к ней, держа в левой руке кубок с вином. Взяв у девушки кинжал, сержант от шеи двумя движениями разрезал сорочку на ее плечах. Лезвие было таким острым, что тонкая ткань при соприкосновении со сталью будто распалась.

Сорочка соскользнула вниз, образовав кольцо вокруг ног землянки. Ее ступни, икры, бедра были плотно прижаты друг к другу, что не совсем соответствовало ритуалу. Между ними должно было быть расстояние шириной в два пальца.

Корин легким движением дважды прикаснулся пластью кинжала к ее бедру. Стажер его поняла сразу и чуть отставила правую ногу. Он осторожно поднес к губам Николь кубок. Отхлебнув вина, она снова забормотала:

– О Нэк Карающий! Пусть кровь врагов Бога богов до краев наполнит наши чаши, пусть крики их предсмертные достигнут чертогов небесных, и усладят слух Триединого!

Корин медленно наклонил кубок, и густая рубиновая струйка побежала по правой груди Николь. Достигнув соска, она разделилась, и, скатившись с груди, два винных ручейка преодолевая бугорки мышц, устремились вниз к густо обрамленному иссиня черными волосками лону.

– О Нэк Карающий! Дай нам силу беспредельную воинов небесных, ярость устрашающую звериную…

Темно-красное вино текло по груди, животу, бедрам девушки… Ручейки крови должны были стать реками.

Корин опрокинул кубок вверх дном, и последние несколько капель упали в ложбинку между ключицей и шеей Николь.

Сержант вложил кинжал в висевшие у него на поясе ножны, взял чашу с водой и, обмокнув пальцы, провел ими по лбу и щекам девушки.

– О Нэк Всемилостивый! Омой нас благодатным дождем, очисти наши помыслы и тела!

Он поднял чашу, и, стекающая через край вода, алмазным блеском засияла в неровном свете факела.