— Да почти сразу, как она уехала из Трентона. Сама меня разыскала…

«Джейн…»

— Приезжайте, Ник. Послезавтра. Передавай привет… Джейн…

Алекс выпустил из руки мобильник и некоторое время сидел, отрешенно глядя на беззвучную чередующуюся телерекламу. Потом встал и сделал шаг к столу. Что-то отскочило от носка его ботинка. Батлер неузнавающе посмотрел на лежавшую на полу коробочку телефона и направился дальше походкой сомнамбулы. Наткнулся на стол, словно вдруг ослеп, медленно протянул руку и взял бутылку. Постоял так, сдвинув брови, будто решал какую-то сложнейшую задачу, — и все-таки поставил коньяк на место.

«Джейн… Джейн… — раскатывалось в голове. — Джейн…»

…Он не помнил, что делал дальше в тот день. Кажется, бродил возле отеля… Кажется, купил какие-то газеты, но так и не прочитал ни строчки… Кажется, долго стоял под душем, совершенно механически попеременно прибавляя и убавляя то холодную, то горячую воду… Или ничего этого не было — и он просто сидел на диване, выпав из времени и пространства?

А среди ночи буквально взвился над кроватью, включил свет и начал кругами ходить по комнате, зачем-то растирая щеки обеими руками.

Сон, который ему приснился, не был россыпью хаотично перемешанных отпечатков реальных событий, преломленных множеством призм сознания и подсознания. Сон с фотографической точностью воспроизводил обрывки того, что когда-то происходило с ним, Алексом Батлером, внутри Марсианского Сфинкса. Много обрывков — исповедь Лучезарного, мумии фараонов, черный кисель… И то странное облачко, в котором он когда-то растворился, падая с высоты…

Да, он растворился, — но вынырнул из небытия. И теперь помнил все, что было дальше.

Тогда, вновь ощутив собственное тело, он увидел перед собой совсем другие места, совершенно непохожие на коридоры Марсианского Сфинкса. Очень знакомые места, как он сразу отметил, как отметило сердце, сжавшееся сладостно и болезненно.

Он стоял на пригорке, покрытом увядающей травой. Трава была усеяна мелкими желтыми листьями, опавшими с высоких берез. Березы окружали его, стройные, красивые, подобные колоннам эллинского храма, и сквозь их золотую листву проглядывало ясное осеннее небо — чистое, отмытое ночными дождями небо, освещенное солнцем. Березовая роща была пронизана светом, в теплом воздухе плавали поблескивающие паутинки, и дышалось свободно и легко. Березы тихонько шелестели, на их белых с черным стволах трепетали закручивающиеся в трубочку тонкие полоски, и в воздухе порхали, порхали бабочки-листья. Роща сбегала с холма, за ней просвечивало поле, и он знал, что в низине течет ручей с прозрачной холодной водой, а справа, у болотца, стоит стена камышей и восседают на кочках лупоглазые лягушки… Он знал, что позади него, за пригорком, торчит из травы трухлявый пень, ставший домом для муравьев, и тянется вокруг пригорка муравьиная дорожка.