— И хорошие глубокие карманы, — отозвался Грегор. — Я все думаю об этом. Мне казалась почти нереальной вся эта заваруха, пока я не навестил лазарет. И не понял, что маленькая искорка на экране отняла у одного руку, а другой из-за нее обморозил легкие…
— Да, с этими огоньками непросто, — согласился Майлз. — Если ты позволишь им себя обмануть. — Он откусил большой кусок пирожного, отхлебнул кофе. — А кстати, ты ведь не сказал Иллиану правды о балконе. — Это был не вопрос, а констатация факта.
— Я сказал ему, что был пьян и сам не знаю, как слез вниз. — Грегор сосредоточился на цветах. — А откуда ты знаешь?
— Когда он говорил о тебе, я не заметил в его глазах страха.
— Я просто… умолчал кое о чем. К чему ворошить старое? Ты ведь тоже не сказал ему об этом, и я тронут твоим молчанием.
— К твоим услугам. — Майлз отхлебнул еще глоток. — Окажи мне ответную любезность. Поговори об этом с кем-нибудь.
— А как насчет моей матери?
— Гм. — Грегор откусил наконец от большого куска торта, на котором чертил до этого вилкой замысловатые узоры.
— Она, наверное, единственный человек на Барраяре, который не видит разницы между Грегором-человеком и Грегором-императором. Мне кажется, все наши ранги для нее просто детские забавы. И она умеет молчать, — добавил Майлз.
— Я подумаю об этом, — очень ровным голосом отозвался Грегор.
— Мне не хочется быть единственным, кто… Я чувствую, когда что-то выше моих сил, — тихо добавил Майлз.
— Даже так? — Грегор поднял брови.
— Конечно. Я обычно не обманываю.
— Хорошо, я поговорю с твоей матерью.
Майлз ждал.
— Обещаю, — добавил Грегор.
Почувствовав огромное облегчение, Майлз взглянул на третье пирожное. Порции, пожалуй, маловаты.
— Теперь тебе лучше?