– Не месть. – тихо ответил Колпу, доковылявшему к своей башне, задумчивый Гартвиг, мерно покачиваясь в истёртом до прогалины седле. – Долг.

Темнело. Загремели ритмы часовых барабанов, возвещая ночь, сбруи как кнуты ударили в костлявые бока, лощёные промытым аловтве, приятная прохлада разлилась по их телам и, подогнав фырчащих кеюмов, тройка всадников поспешила к поднимавшемуся мосту нижнего города.

***

Хоть даже малый сон вселяет трепет в душу, открытую невиданным мирам, боль сознавать чужих сердец, про Лима помня, ему не ново – подавлен Жар познанием моим о господах и крепости их глиняного слова:

– Возненавидеть нам свою судьбу и всё у нас забравших, как Гартвиг некогда возненавидел спесь жестокости хребтов Раппара?

– Легко огню предаться, да, но до поры сдержи раздувшиеся искорки пожара. Не только ненависть и поиски её сулят тебе ответы на вопрос, не ярость праведным заветом пляшет, одёргивая пологом завесу, чтоб откровения узреть.

– Случиться что с сестрой – мне лучше умереть. – не видела ещё я Жара столь разбитым. – Как мне её отбить?

Оставила бы зал я сей омытым… Омытым кровью подлецов, коль в силах стало бы моих подобное проделать. К несчастью песнь не обмануть, её узор, как и узоры клиссовых витков, не переделать.

– Что сделать мне, о Эйр? – взывает. – О чём ты принялась молчать?

– Прости меня, мой милый Жар, я в страшном гневе на господ и от того хочу кричать. – надломленный, отныне не желает мерно на коленях восстоять. – Тебе нужда дослушать песнь, а мне восполнить полноту и живость сонма воссоздать. – испуган промедленьем. Не понимает он, что кроется за этим, зачем нужда закончить песнь, что я хочу сказать. – Поверь, мне вскоре предстоит тебе немыслимые вещи показать…

– Такие, что изменят всё? – слышна несмелая надежда. Сестре побег скорей искать или узнать миров секрет? Он был зажат на этом фронте.

– И, прежде прочего, тебя.

Заря встаёт на горизонте. Луч бьёт в песчинок улья-города, которые нежнее поцелуя в ночи мрак, но новый день настал, зовёт, и получает сдачу тьма в сто крат светлее тысяч солнц, а рядом и одна из лун, которая никак от неба не уйдёт. Бардак. Обводит светом-ореолом витражи и красками питает их изображения, рассеивает тьму. Как жаль, что миру нашему, чтоб вспыхнуть вновь, положен час себя же заточить в тюрьму.

– Я уничтожу стражу, пока никто того не ожидает. – решительности полный заявляет. – За ту, которую люблю. Всех, прям сейчас, возьму и истреблю!

– Не надо, нет, не рви оковы! Не сможешь. – молю в последних силах, силясь приподняться. – Ужасны у господ деяния, о да, но настоящий враг не за твоей спиной. Не стоит отстраняться. Послушай…