– Наичестнейшего им всем суда.

– Суд состоится, милый Жар… – шумят в ветрах узоры клиссов дальних под ногтями. – И состоится скоро. Потерпи.

– Нам, из тех, кто сохранил рассудок, нет повода о низком на высоком слове говорить. Забыть – и то не стоит сил. – гремит цепями, а эхо долгое, от бесконечности бормочущих голов, идёт по витражам вибрационными рядами.

По случаю, приглядываюсь до бериллия барханов через надёжного стекла запор. Не утихает буря в мире сим с тех пор, как ко дворцу пришли нечистые на помыслы и дан им был решительный отпор.

Средь половинок лун, блестящих живописно от частиц, подброшенных до трубчатого покрывала облаков, угадываются очертания колонн разрушенных, а с ними рядом… Плеяда панцирей-бугров? Неужто при песках, у старого иссохшего фонтана, последний зверь изрёк посмертную мелодию телесного органа?

– Эйр, ты здесь? – следит за направлением очей. – Разглядываешь ночи свет?

Почудилось. Нельзя надолго отлучаться, он просит от меня ответ.

– И да и нет. Я нахожусь в раздумьях.

– О чём же?

– О судьбе. – приподнимаю от узоров клисса руки и дымкой возвращаюсь в зал. – Похоже найдено решение. – иль мною дирижируют полночные виденья? – Я знаю, как спасти твою сестру, не вовлекая вас и далее в нечестную забаву.

– Тогда скорее, расскажи свой план, коль есть на гнёт господ управа! – в молчании тягучем прибываю. Устала. Как будто дни идут за годы… – Эйр?

– К последнему из наших пробуждений окончатся невзгоды. Мною сейчас даны подложные указы, разосланы оставшиеся верными гонцы. – касаюсь сгустков, вспухших у виска. – Сестру твою сопроводят до этой залы и, когда из-за меня вдруг всполошатся подлецы, спадут оковы, разбиваясь, ты с нею поспешишь прям к кораблям через пустыню.

– Но как же ты? Коль хлынет в зал песок сквозь сломанный витраж… – представил. – О нет, всезнающая Эйр! Я смерти не могу предать последнюю богиню. Кого угодно, только не тебя.

– Представилась возможность, так спасай любимых! Спасай себя. – хочу, но не могу, в сне истощившись, кричать на верностью исполненного Жара. – Ты этого желал ведь с самого начала. Спасайся.

– Желаю и сейчас, но не такой ценой.

– Меня не тронет стража. – лгу. – Не тронут господа. – лгу вновь. – И толпы не пройдут за линию Дэхзажа, защитника и стража. Я и сама не помню сколько здесь живу. Как можно им, как к смерти ближе восстоящим, убить того, что с нею не в ладах? Оставь тревоги.

– Тревоги? – беспечностью он возмущён. – Ещё не выжил ни один богоподобный, что перешёл пред властолюбцами дороги!

Расслабившись, я улыбаюсь, поглаживаю руки, ниши трона обвожу, худую спину изгибаю на показ, но всё же выдаю намёк, сокрытый блеском чёрным подведённых глаз.