Хором всех голосов умершей армии, затмившим хлад свистящей бури:

– ВЗЯВШИЕ ЛОЖНЫЙ СЛЕД!

Флойд с Адайн, спешили, рвя резиновые носки бот и стирая раздвоенные пятки, но никак не нагоняли краснеющий клисс, уже понемногу мелькавший через снеговой заслон еле заметным пятнышком. Мертвецы кричали, но словно и извинялись в горькой досаде за что-то. Страдали, но и были полны неясной решимости.

– Мы не взявшие след! – собравшись с волей, выкрикнула Адайн, подлинно не надеясь на ответ. – Мы не знаем, что…

Громогласный хохот, оглушив, объял небо, снежную бурю и сотряс башни, обвалив последние на ряд перекрытий.

– НЕМЫСЛИМО УТАИВАТЬ СОБСТВЕННУЮ СУТЬ.

– Берегись! – затормозил по наледи Флойд, рефлекторно закрыв собой охотницу.

Грохот кованых копыт, подбитых добрым кузнецом и без пощады задолбивших в разнобой об податливый лёд справа и слева, растянулся, казалось, на сотни миль. Перекрывая свист вьюги, рёвом древнего дракона грянул боевой рог. Конники, накрепко подбитые в лощёных кавалерийских сёдлах, показались из бурана тут и там, словно давно в нём ждали их появления. Мускулистые боевые лошади северных пород, в стальных тисках-доспехах и вычурных попонах, – красно-жёлтых, клетчатых бело-серых с косыми зелёными линиями, коричнево-сиреневых, чёрных с изысканной рябью да мифологическими сюжетами – заржали, гонимые репейками острых шпор. Рыцари, что восседали верхом, не уступали в ощущаемой мощи скакунам: здесь не было слабых, здесь не было увечных и не было тех, кто мог бы пойти на попятную. Пускай и скрытые за толстыми шлемами, они были великолепны как на подбор. Латные и пластинчатые доспехи: английские, французские, германские и многие прочие – пытались перещеголять друг друга в красоте. Рогатые шлема, шлема со вставками и самые простые колпаки покачивались в такт поступи лошадей.

Грохот и напористое конское ржание. Клинья, разгневанно побивая копытами лёд, приближались, не обращая внимания на две фигуры, вставшие на их пути, и ускорялись с дьявольским рвением. Десятки тысяч лошадей двигались так плотно, что часто толкались боками. Адайн, напрягшая слух, различила за грохотом металлическое трение. Романские мечи, на клятвенные девизы которых в другое время можно было бы часами любоваться, поднялись над шлемами красочнее любого штандарта, стискиваемые латными перчатками с золотыми гардлингами. До дороги конникам оставалось около двухсот ярдов.

– Наваждение, иллюзия. – не верила она, закрывала и снова открывала глаза, зачем-то сильнее растирая при этом холодную светло-серую кожу у ребёр, высыпавшую более яркими пятнышками пробели.