– Матерь божья… – простонал Аттвуд, которому кокон отчего-то вдруг сдавил горло. – И что у него в планах на следующий уик-энд?

– Он останется один – сам до сих пор потрясённый мыслью, продолжал Флойд, – совсем один. Хитрейшее и, быть может, умнейшее существо во вселенной с армией Нолгвура, изменённого, как и Мулг, что не знает числа и пределов своей мощи. Одному провидению высших сил известно, что он желает сотворить, и об этом знаем только мы. Мы… – он набрался смелости, чтобы сказать то, что каждый из них сейчас должен был принять. – Адайн права, мы должны его остановить.

– Остановить?! – взревел Аттвуд, а за ним что-то невнятно прохрипели и Гартвиг с Лэрдом. – Ты в своём уме, бродяга из Мидлсбро?

– Надо попытаться! – огрызаясь на кокон, поддержала идею Адайн.

– Мы даже оцарапать его не смогли, как не старались! – парировал Аттвуд. – Как мы его остановим, чёрт подери этот кокон?! Как?!

– Улвар зар Раллед. – мерно протянул Валлур, чем в воцарившемся молчании обратил на себя все взоры, требующие ответа. – Лишь пламя рассеет тьму. – он сомневался, стоит ли, но решил затем добавить то, что у всех них было на уму. – Лишь гончие, переставшие по указке бежать и перекусившие на своих шеях цепные поводки чудовища-хозяина, отыщут к свободе верный след. И я клянусь перед вами, единственный раз, так как собираюсь во что бы то ни стало сдержать эту клятву: мы перекусим свои цепи! И мы убьём Нугхири!

Хатису, мечущемуся вокруг да около в мыслях и по взрыхлённым буграм, оставалось только смотреть, как они испаряются в дымке, запенившейся белым, серым и бирюзовым отливами цвета. Тогда из зарослей, наконец, выскочил услышавший зов Дирфанн, неустанно клёкающий от предвкушения добычи, и все шумы и движения вокруг Фракхи разделили участь общины.

Глава 18

Глава 18

Закончилась мольба пронзительная в песне и кончен цикл воззванья. Не мне смягчать давленье образов – не в том моё призванье. Сухим остался свод, зажёгшийся при свете, и тишь, что зал пронзила, в глазах державших факелы не отразилась в скорбь. Стоят недвижимо служители, систрумами бренчат, пускают благовония вкруг Жара и тем священнодействием сбивают жажду вовлеченья у толпы. Толпа шумит: "Столпы, столпы, столпы…". Неужто верят в этот миф посеянный?

– Как мог отец мудрейший учинить столь пакостное, омерзительное действо? Сказать кому-то стоит: истинно злодейство. Я полно видел песнь. Содействовал он злу, не каясь, не отвлекая руки, пятнавшие его нутро, в служении безумию, загону слабых, что в мудрости нуждались, к праху. Он не в себе: от тела его, движимого всё же, ум отделился прочь, как если б послан был на плаху. Тысячелетия без снов – он пуще углубился в тьму.