Ответить силы в Жаре не нашлось, хоть и эмоции скорее света мысли обскакали.

Удар и топот. Замки качнулись. Мы с Жаром мигом встрепенулись. Сильнее сжавшись, толпы к стенам оттеснив, служители в шеренги встречные напротив протянулись. Под руки взяв, они ввели сестрицу Жара. Зал ахнул: одновременно трое песнь творящих средь них столь низких, что даже собственные дни не зрят. Такого не бывало прежде – на нас смотрели, как на диковинных зверят.

Её поближе подвели, не отступая и не размыкая круга. Жар встал и встречно подойти, обнять желал, но связка пут сжимала руки туго. Терзаясь и – но вдруг мне показалось? – сознаньем будто отдаляясь, он глянул на меня. Я поняла – пора. Тридцатый день и в благостном зените вновь зашлась заря – увиденное мною время. Жаль будет больше не узреть мне сей красы, как миру, где стою, не отыскать и мелкой комнаты живительной прохлады… Отравы только горсть.

– Вы горесть благу – я ваше страданье! – кричу в простом наречии, крылами от теней, полов справляя одеянья.

Сковал их страх от частоты реченья, как сковывал он взявших след, терявшихся в пути. Погасли, будто свечи, факелы с фельветовым огнём. Им не сбежать. Теперь им не уйти!

Оковы спали – он свободен, но некуда бежать, с сестрой идти. Кляну нерасторопных слуг. Зал этот ни на что не годен! Развоплощаясь дымкой, я проношусь к служителям, тревожа бестелесную охрану: сбиваю с ног, валю, топчу и разделяю. Взлетаю к высоте под свод и вижу как в произносимом сне: тела средь запылённых статуй, крик и смерть. Так прошлого и настоящего земель этих страдающих замкнулась круговерть. Один властитель, среди прочих заметавшись, на пол упал – его с охотой истязаю. Не отвращаю зло я, как велел учитель, о нет, его я страстно продолжаю! Заманиваю толстосумов боязливых под витраж и… Нет! Вдруг светом, что стал ярче лун, возжёгся неподвластный времени Дэхзаж. Витраж проломлен раньше срока и еле видный силуэт, промчавшись от порушенных колонн, в прыжке навис прям надо мною воплощеньем рока. Настойчив взгляд его, в руках шипит орудье. Плащ пущен по ветру, как и престало судьям, готовым вынести вердикт. Отвлёкшись, но губительной оплошности не осознав и не поняв, как судьбоносно ошибаюсь, я телом в зале своим подлинным без лишних тягот замедленья проявляюсь и тем ловлю удар. И на колени, пошатнувшись, опускаюсь. Но далее вбежавший, меня забыв, с оружьем развернулся к ней. Мелькнули с лязгом языки теней и лишь тогда спасла охрана миражей – его схватили в путы, а Жар, сестру опавшую сжимая, не мог всех слов сыскать, чтобы проститься должно с ней. Зал в половину опустел и многие бежали, но многие и смерть свою в противоборстве с мною отыскали. Не ушли. Напавший – было видно – не сожалел и кары властных не пугался, но взгляд, сочащийся сквозь прорезь на меня, как будто за поступок извинялся.