То, что останется.
Может, в один прекрасный день он просто не проснется? Его сознание не вынырнет из сна, оставшись по другую сторону яви. И это разлагающееся тело останется в полном распоряжении Гнильца. Хорошо бы так.
Еще он думал о том чтобы посвятить в свой секрет Геалаха. Направленная против него злость давно улеглась, задавленная более сильными чувствами, нахлынувшими на него. Геалах… Старый верный друг, столько лет прикрывавший спину и рисковавший собственной шеей по его приказу. Его единственный друг. Раз уж нельзя закончить все самостоятельно, может только на его помощь и остается рассчитывать. Глупо думать, что Геалах поймет его. Но, может, в память о старой дружбе он окажется сделать ему одну услугу. Потратить один патрон. Это было бы просто и быстро. Никакой борьбы с собственным телом, никаких скитаний, никаких мук, только короткий щелчок спускаемого курка, бьющая в лицо волна раскаленного воздуха, насыщенного терпким запахом пороха, и стремительно приближающийся пол. Так просто.
Эта мысль приходила в голову Маана не единожды, но всякий раз, задумываясь, он изгонял ее прочь. Она была соблазнительна, но нереальна, и он понимал это. Геалах, вне зависимости от черт характера, которые знал в нем Маан, в первую очередь был агентом Контроля. И образ его мышления Маан знал превосходно, так как тот мало отличался от его собственного. Служба в Контроле за много лет учит думать единообразно. Единообразно, но очень эффективно. Если Геалах узнает, что Маан болен Гнилью, он при всем желании не сможет подарить ему легкую смерть. Слишком опасный случай, таящий в себе невообразимые последствия. Если Гниль научилась пробивать брешь в барьере, созданном вакциной, неизвестно, сколько еще служащих Контроля под угрозой. А значит, он не получит свой один патрон, самую малость из того, на что может рассчитывать. Слишком велика роскошь потерять наглядное пособие по новому типу Гнили. Такое надо изучать, вскрывать под ослепительным светом софитов в операционной, наблюдать…
Нет, ему придется привыкнуть к мысли, что он один. Никакой помощи извне, никакой надежды. Доверять можно только своим чувствам, и надеяться — только на свои силы. Тогда у него будет возможность прожить еще немного, года пол. А потом…
Новый уклад жизни, уже ставший привычным, был нарушен однажды вечером, когда Маан по своему обыкновению изображал дремоту перед работающим теле. В дверь позвонили. От неожиданности Маан едва не вскочил на ноги — с оглушительно бьющимся сердцем, перепуганный и неловкий. Без приглашения не приходит никто, особенно в их жилом блоке. Он был уверен в этом. Как и в том, что никого не приглашал. Черт возьми, он до конца жизни не станет никого приглашать, если не совсем сошел с ума…