Вышел чувак в похоронном костюме с профессиональной скорбью на лице и парни из агентства, с ними появился сотрудник полиции, в присутствии которого завинтили крышку. Все они без комментариев посмотрели на художества Вита, флик кивнул.

Берясь за ручки бесшумной каталки, мертвецких дел мастер спросил, точно нет кардиостимулятора, и Жюль, застеснявшись своего жеста, резко ответил:

– Я же поставил в вашей анкете прочерк.

– Адресат пепла – вы?

– Я – кто?

– Вы забираете урну?

– «Адресат пепла»… ага, это как раз я.

По дороге домой он гадал: столько тайн появилось у Виски – может, и кардиостимулятор?.. Не слишком ли пафосную каллиграффити я тебе зафигачил, друг? Может, надо было просто «IN WHISKEY WE TRUST»?

Позвонить бы сейчас тебе да спросить. Но вместо этого он оставил машину и пошёл выпить чего-нибудь кстати крепкого.

И вот теперь Жюль с горькой ухмылкой принял трёхлитровую урну с надписью «ВИСКИ» на ярлычке с именем и фамилией: старик, тебе бы понравилось, годы жизни выглядят, как годы выдержки. В машине его ждали Оззо и Зитц, прижавшиеся к дверцам каждый со своей стороны, когда он поставил урну между ними на заднем сиденье.

В воскресенье тему безрезультатно утрясали с младшей женой, неожиданно довольно истерично принявшей кончину давно оставившего её мужа и в категорической форме заявившей, что пепел будет, как и положено по закону, «во всей полноте» похоронен в могиле матери Виски, Софи Висковски: так постановили обе его последовательные жены.

Утешать мать Оззо и Зитц не входило в планы никого из них, и в собственной квартире, на дни до похорон превратившейся в зал ожидания, мадам Висковски-мл. теперь потерянно бродила, отвернув к стене единственную общую с виновником печального торжества огромную застеклённую фотографию, сделанную на заре их романа и отпечатанную для Виски самим автором, очень известным фотографом моды.

Чёрно-белая, крупнозернистая и ультраконтрастная: её длинные светлые волосы, как солнечный дождь, проливались на усмехающееся большелобое лицо, скрещивались с полосами его мимических и возрастных жёстких морщин и складок. Дело было на юге, они оба уже немного загорели, и этот крупный план заштрихованного счастья с пересвеченными выступами скул и резкими от бессонных ночей тенями в углах глаз и совпавших на изображении губ, запечатлел имеющееся у любой любовной истории начало, а её финал сейчас автоматически готовил еду.

За безмолвным ужином, где каждый был, как головка сыра под собственным стеклянным колпаком, она неожиданно спросила детей:

– А вы правда думали, что я не знаю про ваш «клуб любителей нездоровых завтраков»?