– Гм-м.

Я ломала голову, что заставило корабль так поступить с Линтером. Он согласился… искалечить его (только так я и могла думать об этом) и в то же время не соглашался взять у него терминал. Почему? Корабль говорил, что хочет изменить его образ мышления, но вместо этого изменил тело, уступив безумному желанию Линтера стать больше похожим на аборигенов.

– Теперь я не могу изменять пол, даже при желании. Но если что-то будет отрезано, оно восстановится – с этим корабль не мог ничего поделать. Во всяком случае, не прямо сейчас. На это нужно время – интенсивная терапия, и это не изменило бы мой… биологический ритм, если это так называется. Так что стареть я по-прежнему буду медленно и жить – дольше, чем они… Но думаю, со временем он может смилостивиться, когда поймет, что я правда этого хочу.

Мне пришло в голову только одно объяснение: корабль решил изменить физиологию Линтера на местный манер, желая показать ему, какой жуткой жизнью живут аборигены. Может быть, корабль полагал, что, познакомившись с условиями жизни землян, Линтер бросится назад к многочисленным удовольствиям, которые дает корабль, и согласится остаться человеком Культуры.

– Тебя это не возмущает?

– Возмущает? С какой стати? – сказала я и тут же почувствовала, что сморозила глупость, как персонаж мыльной оперы.

– Да нет, я же вижу, – сказал Линтер. – Ты думаешь, я спятил, правда?

– Ну хорошо. – Я остановилась посреди лестничного пролета и повернулась к нему. – Да, я считаю, что ты спятил – ты отказываешься от всего. Ты заблуждаешься, совершаешь глупость. Ты словно делаешь это, чтобы досадить кому-то, испытать корабль. Ты что – пытаешься его разозлить, да?

– Да нет, конечно же. – Вид у него был уязвленный. – Сма, меня не очень заботит корабль, но меня волновало… мне небезразлично, что можешь подумать ты. – Он взял мою свободную руку в обе свои. Они были холодны. – Ты друг. Ты важна для меня. Я не хочу никого обижать – ни тебя, ни других. Но я должен сделать то, что кажется мне правильным. Для меня это очень важно, важнее всего остального, что я делал прежде. Я никого не хочу огорчать, но… слушай, мне жаль. – Он отпустил мою руку.

– Да, мне тоже жаль. Но это похоже на искалечение. На заразную болезнь.

– Заразная болезнь – это мы, Сма. – Он повернулся и сел на ступеньки лицом к городу и морю. – Это мы не похожи на других, мы подвергли себя самокалечению, автомутации. Мейнстрим – здесь. Мы же похожи на вундеркиндов, детишек, которым дали замечательный конструктор. Земляне настоящие, потому что живут так, как решила природа. А мы – нет, потому что живем так, как хотим сами.