Кира перевела дыхание и подумала: «Ну-ну, спокойней, не скандалить пришла. Надо заставить отца посмотреть в глаза. Волкодав-то как посинел, того и гляди сползёт под стол».

— Что же хочет сказать нам княжна? — спросил Кий, обойдя молчанием скользкую тему непростых взаимоотношений княжеского двора с бродячим шарлатаном. Глаз не поднял, к сожалению.

— Имеющий уши да слышит, — внушительно проговорила Кира, стараясь, чтоб не дрожал голос. — Придёт Он. Это случится скоро, Он уже в пути. Придёт Он и будет со мной, кто помехою будет ему, того Он уберёт с дороги, как сор, и помогут этому боги. Он идёт.

— Кто?! — растерянно спросил Кий, глянув дочери прямо в глаза.

«Ну, вот и всё, папа», — подумала девушка, чувствуя, как льётся из глаз Сила, лишая воли человека, пригрозившего ей Башней.

— Вон отсюда все! — закричала вдруг Диана Ксаверьевна, успевшая разобраться в происходящем на миг позже, чем следовало бы, учитывая её собственный опыт использования Силы. Загрохотали стулья, советники покинули комнату в мгновение ока, поэтому никто, кроме матери и дочери, не видел, как обмякший князь уронил голову на стол, и как упал с головы его княжий венец с иолантами.

— Ты сошла с ума… — шептала княгиня, пытаясь поднять голову мужа двумя руками и заглянуть в глаза. — Сегодня Большой Совет, а он до вечера теперь не оклемается… Нет, бесполезно. Что мне теперь с ним делать, что?!

Голова Великого Князя стукнула об стол, мать на дочь глядела, уперев руки в бока, но угрозы в её голосе не было, одно лишь отчаяние.

— А зачем он грозил мне башней? Тиресия тоже ругал, ты же слышала! — растерянно лепетала Кира. Такою мать не видела никогда, даже во дни нашествия северян.

— Давно уже понять должна была: слова эти для псовых ушей, не для твоих, — едва слышно проговорила княгиня. — Боги, за что ж наказание такое… Принесло опять на мою голову Тиресия с его сказками.

— Это не сказки, мама. Он придёт, я знаю.

— Да кто же придёт-то?! Заладила — «он»! Гриша… Гриша, очнись!

«Гриша? — удивилась княжна, — Что-то новое. У папы-то, оказывается, есть имя подлое. Действительно, беда будет, если он себя до Совета не вспомнит».

— Пусти, дай мне, — сказала она решительно, просунула ладонь под тяжёлый мокрый от пота лоб отца, вторую ладонь возложила на стриженный коротко княжий затылок и в ухо зашептала:

— Ты проснёшся, князь Кий, когда я досчитаю до трёх и скажу «проснись, княже!», ты проснёшься. Говорю тебе «раз», ты забудешь о вине моей, говорю тебе «два», Девичья Башня не для дочери твоей, говорю тебе «три», и с Тиресием больше распри нет, проснись, княже!