— Не мог же я проспать два дня? — спрашивал у немых прислужников пациент, по всей видимости, принимавший воздушные ванны. — Или мог? Говорил мне Арон… А! Я вспомнил! Вы эти… Послушай, начальник! Клянусь Думу-зид-абзу… Не понимаешь? Чтоб ты лопнул! О, извини, я не то хотел сказать! Начальник! (голый господин заговорил интимно) Я буду очень благодарен, ты понимаешь меня? Поищи вокруг, не запутался ли кто-нибудь в кустах. Ты понял меня? Какой-нибудь… бэ-э-э… Ты понимаешь?

Говоря это он приподнял голову, чтоб монаху было лучше слышно, заметил Волкова и заорал тут же:

— Смотри, смотри! Это он! Он запутался в кустах, я же тебе говорил! Окажи ему почести, я недостоин!

«Почести? Интересно, откуда он узнал, что у меня перстень?» — удивился Волков, но решил, что раз уж инкогнито раскрыто, нужно хотя бы воспользоваться преимуществом княжеского положения и получить ответы на вопросы. Шагнул в круг, очерченный кострами (провожатые не препятствовали) вытянул за тесьму перстень и сказал, обращаясь к тому монаху, которого голый назвал начальником:

— Уважаемый, этот человек прав, почести следует оказывать мне. Вот, можете убедиться — перстень Дианы.

Серый живо обернулся и приподнял край капюшона обеими руками, чтоб не мешал смотреть. Широкие рукава его рубища поехали вниз, обнажив изуродованные шрамами запястья. Волков отшатнулся от неожиданности: белые шары глазных яблок, лишённые радужки, выкатились на него, уставились точками зрачков, смигнули, потом сместились ниже, зашарили — монах разглядывал перстень.

— Он! Это он, а не я, — причитал распятый на камне господин. «Чего он хнычет? Они же ничего такого…» — с запоздалым удивлением подумал Волков и тут же смог убедиться, эти серые не хотели курортнику зла. По едва приметному знаку их начальника склонились к распятому и снова стали возиться с его браслетами. «Ремни? Он был привязан!» — сообразил Саша, но и это не вызвало у него опасений. Покорно послушался, когда двое его провожатых мягко и уверенно подвели к камню его самого и усадили с поклонами.

— Видите? Он лучше! Смотрите, какой здоровый, — убеждал освобождённый от неизвестной оздоровительной процедуры голый гражданин. — Из него кровищи будет…

Но его не слушали, грубо вытолкали за пределы огненного круга и напоследок ещё дали пинка. «Кровищи! — отозвалось в голове Волкова гулким эхом, по хребту продрал озноб. — Нужно включить консоль на всякий случай».

— «Афине», — начал Саша обычную команду, но чересчур громко (от волнения), и был услышан.

— Придурок! — крикнул голый откуда-то справа (Сашу уже уложили на камень и возились с запястьями и лодыжками). — На кой ляд ты им об Афине своей? Хуже будет, они же…