Девушка, обнаружив, что собеседник куда-то делся из салона, оттолкнулась от крыши машины, сделала два неверных шага и снова повисла на шее подвернувшегося кстати Волкова.
— О, ка-кой большой ма-а-альчик! — обрадовалась она, хватаясь за новую опору мёртвой хваткой. — Только ты какой-то мок-хренький.
Куртка Волкова успела промокнуть на плечах до нитки и липла к телу. Пытаясь отстранить настырную Клипсу, он угодил пальцами в сеть.
— Большо-ой мальчик, но мок-рень-кий, — приговаривала та, зачем-то шаря по одежде капитана свободной рукой. — А х-хочешь, я тебя выс-су-шу?
Сзади хлопнула дверь. Голос Матвей проговорил: «Сначала сама просохни!» Клипса визгнула, рука её скользнула по Сашиному плечу, босые ноги захлюпали по луже — подоспевший сатир оттащил странную женщину в сторону, дёрнув за руку.
— Хорош под дождём торчать, — сказал он, обтирая руку об одежду. Потом взял Волкова за локоть и потащил за собой. Клипса, потерявшая на некоторое время объект домогательств, наткнулась на брошенную под дождём машину и тёрлась у дверей, постукивая пальчиком в стекло и вскрикивая: «Мальчик! Ты где?! Пусти меня, я тебя выс-су-шу».
Дождь зарядил с новой силой, под ногами хлюпало.
— Под ноги смотри, — посоветовал Матвей. Волков отвернулся от брошенной женщины, глянул вниз и чуть не вскрикнул от неожиданности. Едва не наступил на голову валявшегося в луже господина.
— Что с ним?! — ужаснулся капитан.
Господин, принимавший водную процедуру, пошевелился и застонал, как будто услышал, что речь о нём.
— С ним уже ничего, — фыркнул сатир, отнесшийся к положению мокрого тела безразлично. — Всё, что было — сплыло. Пропился до ослиных ушей.
Вывернутые карманы господина действительно напоминали органы слуха упомянутого животного, но росли не из положенного ушам места — свисали по обе стороны обтянутых мокрой тканью окороков бессильно и неизящно, концы их мокли в луже. Матвей нетерпеливо дёрнул за рукав. Пришлось подняться на крыльцо, под крышу. «Сколько ни таращи глаза, дельных мыслей от этого не прибавится, — заметил про себя Волков. — Ну тут у них и порядочки. Бред, дурацкий сон, какой случается после плотного ужина. Нисколько не удивлюсь, если в кабаке сейчас компания упырей, или людоедская вечеринка. Но этот, похоже, не боится внутрь идти, даже наоборот».
— Давай-давай! — подгонял Матвей, придерживая руками дверь и делая энергичные приглашающие жесты свободной рукой. — Нет сил терпеть, как жрать хочется. И пивка, а то и покрепче чего-нибудь. И просохнуть.
И он втолкнул задержавшегося на пороге Волкова в жаркий полумрак. Запах дыма, багровое мерцание в пасти печи. Угли. Жар такой, что кажется, от мокрой одежды вот-вот пойдёт пар. Стеклянный чей-то взгляд, рога уставленные, ветвистые. «Чучело оленя просто. Не дёргайся», — успокоил себя капитан Волков и оглядел обширное помещение. Пол дощатый, белёные простенки меж деревянных тёсаных столбов, низкий потолок, балки. Оконные мелкостекольчатые переплёты, свет сочится. Мало света, но тепла сколько угодно из багрового зева чудовищной печи и от нагретых камней, к которым бы прислониться спиной, чтобы сначала обожгло, пробрало ознобом до животиков, потом разморило бы и расслабило сведенные мышцы, точно как тогда на Весте, когда содрал с себя скафандр с шалящим климат-контроллером, растянулся на нагретом полу кессона и встать себя не мог заставить, пока Морган не поднял пинками…