— К меняле, куда ж ещё! — огрызнулся Матвей, слегка пошевеливая рулём и поглядывая то вправо, то влево, чтобы не зацепить столбы ворот зеркалами. — К старине Бугаю.

— А почему ты его назвал Алтыном? — поинтересовался Саша. Машина между тем миновала длинную подворотню с кирпичными стенами и въехала во двор. Сзади снова зашипело и заскрежетало.

— Потому что так его и зовут — Алтын Бугаев, — ответил Сашин провожатый, успокоенный тем, что закрылась дверь. Волкову событие это уверенности не прибавило, уж очень странно выглядело жилище менялы.

— Теперь-то хоть можно вылезти? — неуверенно спросил капитан Волков.

— Вылезай, — разрешил заметно повеселевший сатир. — Мы по-быстрому. Сдали, получили, отвалили, понял? Слышь, Саша, ты всегда такой отмороженный? Как ты к нам сюда лезть решился, не понимаю. Если б не я…

— Гарик! — хрипловато каркнули за спиной. Волков вздрогнул от неожиданности и обернулся на голос. Пляшущий жиденький огонёк, заключённый в пузатую тонкошеюю стекляшку. Лампа. Старческое, с прищуром, освещённое лицо позади, тени по нему пляшут, ежесекундно преображая сморщенную маску. Скорбь или радость?

— Чтоб я так жил! — пожелал незнакомец. — Гарик в натуральную величину и без галстука на шее!

Голос его оказался таким же изменчивым, как выражение лица в неверном освещении: то высокий, то низкий, то чистый, то с оттяжкой в хрип. «Скорее всё-таки он рад встрече», — решил Саша, пытаясь рассмотреть этого человека получше, и чуть было не вскрикнул, когда тот поднял свою лампу: «Арон!» — но сдержался. Спустя мгновение понял, что обознался. Конечно, не Арон Коэн встречал клиентов на пороге меняльной лавки, а некто очень похожий на старика гувернёра. «Не такой уж он старый, — сказал себе капитан, — это его коптилка виновата, лет тридцать ему прибавила. Но, думаю, если показать физиономию «Афине», та признает его Ароном на все сто процентов, без всякой скидки. А у Джокера и здесь есть особое имя — Гарик. В натуральную величину и без галстука на шее. Причём здесь галстук?»

— Болячку тебе на язык, — беззлобно буркнул Матвей.

— Гарик, мой мальчик, не напрасно ли у меня чесался нос? — пропел Алтын, поднявшись за короткую фразу на две октавы.

— Я тебе не мальчик. Ты один?

— Нет, — был ответ. — Нас двое: я и Бос.

Бугаев, ухмыльнувшись, указал куда-то лампой, Александр бессознательно проследил за его жестом, оглядел пятиугольный двор-колодец и тёмные окна галереи второго этажа. Затем рассеянный взгляд его наткнулся на гранёную колонну, торчавшую в дальнем углу, как уставленный в небо перст. На вершине колонны, значительно выше плоской крыши строения, тускло поблёскивала золотыми боками статуя животного, нёсшего на тяжёлой тупоносой голове полумесяц рогов. Их точёные острия царапали небо. «Бос — это бык, — сообразил Саша. — Понятно. Золотой бык. А я-то думал, он о начальнике. А он об идоле всего лишь. Как бишь там: не сотвори себе кумира? А этот вот сотворил. Боса».