— Почему же мать не пускала в кузницу? — поинтересовался Волков. Мальчуган шмыгнул носом, смолчал, искоса только глянул, копаясь в ящике с инструментами.

— А потому не пускала, — ответил за него Осип, — шо кузнец для них если и не хуже Неназываемого, то уж точно не намного лучше. Ваня, опусти-ка подъёмник.

Проследив за тем, как подручный тянется, став на цыпочки, к пульту управления гидравлическим чудовищем, Осип снова повернулся к Волкову и проговорил с горечью:

— Не любят они нас за нечестивые наши занятия, боятся, считают, шо с Неназываемым знаемся. Сам скоро увидишь. Одёжку твою разглядят, посмотришь тогда, как с тобой обходиться станут.

Сказал, махнул рукой и принялся откручивать колесо, складывая болты в карман фартука. Дёргал гаечным ключом, приговаривал:

— Опасаются. Но терпят. Кто ж ещё… Лошадей ковать. Плуги, бороны. Терпят. Но детям заказывают. К кузнецу не ходи! Смотри! Ходить будешь, кузнецом сделает. Оскоромишься — не пущу домой. Да, Иван Петрович? Шутильник дай, не сорву никак, прикипело. Детей малых нами пугают: кушай дитятко, кушай малое, кто кашку не ест, молочка не пьёт, того, дитятко, заберёт кузнец. И утащит его в свою кузницу. И, понимаешь, обидно-то как! Сидишь иной раз вечером, бобыль-бобылём, смотришь на огоньки деревенские, слушаешь дальние песни…

— Так женился бы, — участливо посоветовал Волков.

— Женился!? — злобно выдохнул Осип, снимая колесо. Откатил, положил плашмя, после исподлобья глянул волком на Волкова, но сдержался, и добавил с деланным равнодушием:

— А жениться нам не велит закон. Согласно указу княжьему, жениться, семьёй жить и иметь детей нечестивому не положено, а придёт пора искать сменщика — из деревни взять. Выбрать лучшего.

— Машка тебе передать велела, — вклинился в разговор Иван Петрович и добавил, потупившись: — Я забыл совсем.

— Шо передать? — встревожился Осип.

— Да вот, чепуху эту, — буркнул мальчуган, полез в карман холщовых своих мешком висевших штанов и протянул на грязной ладони зверушку терракотового цвета.

«Из обожжённой глины», — отметил про себя Волков, вытягивая шею, чтоб заглянуть через плечо Осипа.

— Чепуха, — проговорил с улыбкой кузнец, рассматривая Марьин дар, и добавил, задумчиво:

— Машка… Мария, понимаешь, Петровна подарок шлёт Осипу недостойному.

Потом встрепенулся, спрятал глиняную игрушку в нагрудный карман, и скомандовал подручному:

— А ну, Ванька, шевелись бодрей. Как закончим, — пойдём, пообедаем.

* * *

Внешний вид Решетилова дома не обещал особых удобств. Поднимаясь следом за хозяином на высокое крыльцо и ведя пальцем по шершавому, потемневшему от времени брусу перил, Волков пытался представить, что увидит внутри: печь белёную? Скоблёные доски пола и тесовые широкие лавки? Ничего этого не оказалось в двусветном зале, куда капитана ввели из полутёмных сеней. На полу какое-то полимерное покрытие, стены — да, досками обшиты, но вместо маятниковых часов с кукушкой — электронные, большие, с зелёными цифрами. В ванной комнате, куда Осип отправил первым делом Ивана Петровича, всё в плитах мраморных, и не умывальник с баком, а обычные краны, из-под коих, — вы подумайте! — горячая вода потоком в молочную раковину. Дожидаясь хозяина, Саша прошёлся по гостиной, отмечая находки: печь электрическая с духовым шкафом. Какой-то пульт в стену вделан, возможно для управления кондиционированием. Но пустовато. Из мебели — стол обеденный со стульями да пара кресел у окна по обе стороны от низкого столика непонятного назначения. Можно, конечно, предположить, что, сидя за ним, хозяин читает, но ни книг, ни журналов в комнате не видно.