— Аха… Силиум, — продышавшись, подтвердил сатир и бочком, бочком стал протискиваться поближе к постели больного, а от наставника своего подалее.
— А! Силе, значит, ум… — повторила Лизавета, опустила на пол бадью с водой и похвалила: — Это правильно. Сила без ума, что пустая сума. Чего с водой делать-то?
— А с водой, значит, так получается, — устраиваясь у постели мальчика на коленях по примеру напарника, разглагольствовал Матвей. — Такое ей, воде, применение…
Надо было помочь изовравшемуся знахарю, и Волков шепнул, подойдя ближе: «Скажи, чтоб вскипятила».
— Вскипяти её, женщина! — уверенно порекомендовал знахарь и спросил в сторону, потихоньку: «А дальше-то что?» Лизавета потащила воду к печке, и принялась шумно возиться: вздувать огонь, греметь заслонкой, водой плескать — в общем, хозяйничать. Можно было спокойнее разговаривать, и Волков стал давать лекарю наставления:
— Питья ему тёплого, чай с малиной…
— Откуда у неё чаю взяться? Она ж не староста, — возразил Матвей.
— Ну что-то же они пьют? Настои какие-нибудь.
— Эй, женщина! — позвал сатир.
— Чего тебе, батюшка? — пропела, являясь пред очи, раскрасневшаяся от хлопот хозяйка. В руке сжимала орудие устрашающего вида с двумя круглыми рогами.
— Из травок что есть у тебя?
— Известно что. Мята имеется, сушёный шиповник, цвет липовый намедни собранный, — стала перечислять Лизавета, глядя в потолок.
— Ну, чего?.. — шепнул Матвей и, чтобы поддержать реноме красивым жестом возложил руку на лоб больного.
«Чего-чего… — огорчился Волков. — А мне откуда знать? Что-то такое читал о липовом чае. Авось, вреда не будет»,
— Липы пусть заварит.
— Запарь липы! — приказал Матвей тоном не терпящим возражений. Убрал руку со лба больного и выругался вполголоса: «Чтоб тебя, он весь мокрый», — и стал вытирать ладонь о полу своего балахона, брезгливо морщась, потом поднялся с колен и отряхнул штаны.
— Запарить? — переспросила Лизавета. — Это я сейчас.
И она отправилась липу запаривать. Волков только рукой махнул — запарить, так запарить.
— Матушка! — позвали жалобно из-под одеял. Рядом с печью что-то упало, покатилось, Лизавета бросилась на зов фурией, оттолкнув уважаемого знахаря: «Что, Яшенька?»
— Жарко-то как, — пожаловался мальчуган и выпростал из-под одеяла руку.