Возникали и дополнительные оттенки; теперь ему казалось, что он легко узнает Сэма Фэйкса.
Последовали другие символы, и он узнал описание Эда Варгана, смешанное с понятием диспропорции, и Бертрама Смита, в котором ощущалась злоба, родственная жестокости пьющих кровь хищников. Хотя была и разница: Бартону как-то довелось проникнуть в мозг пирующей ласки, и сплошной поток восторга почти напугал его. Смит же был разумен, хотя он, как и другие, обладал этим странным качеством — каким?
Темнота. Извращение. Слепота.
И то, как Мелисса представляла всех троих; свирепые маленькие существа, бегущие, оскалив зубы, сквозь темноту. Бартон осознал, что она отождествляет их — с кем? — с мышами: она ужасно боялась мышей, которые для нее были значительно страшнее насекомых или змей. Что ж, он мог понять навязчивый страх — сам он необычайно боялся огня. Большинство лысок в той или иной степени страдало фобиями — плата за повышенную умственную восприимчивость.