Щит Буркхальтера скользнул в сторону; он ничего не мог поделать. Он терпел ментальную близость этого человека сколько хватило сил, хотя это было все равно что дышать затхлым воздухом.

— Тебя это пугает? — спросил он и тут же пожалел о своих словах.

Осторожно! — раздались в его мозгу голоса.

Селфридж вспыхнул.

— Значит, ты все-таки этим занимаешься, да? Вся эта болтовня насчет того, что вы, плешивые, уважаете личную мысленную жизнь, — ну, ясно! Не удивительно, что ты получил консульство! Читая мысли…

— Обожди, — прервал его Буркхальтер. — Я никогда в жизни не читал мыслей нелыски. Это правда.

— Правда? — усмехнулся торговец. — Каким, к черту, образом я могу знать, врешь ты или нет? Зато ты можешь залезть мне в голову и посмотреть, правду ли говорю я. Что вам, лыскам, нужно, так это знать свое место, и за пару монет я бы…

У Буркхальтера свело губы.

— Я не дерусь на дуэли, — произнес он с усилием. — Я не буду драться.

— Трус, — сказал Селфридж. Он ждал; его рука была на рукоятке кинжала.

Подобное затруднительное положение было обычным: ни один телепат не мог проиграть дуэль с нелыской, если только не стремился к самоубийству. Но и выиграть он тоже не осмеливался. Лыскам приходилось сносить унижения и оскорбления: меньшинство, живущее из милости, не должно обнаруживать свое превосходство — иначе ему не выжить. Один такой инцидент мог бы прорвать плотину, которую телепаты с мучительным трудом воздвигли для защиты от приливной волны нетерпимости.

И плотина эта была слишком длинной, она охватывала все человечество, невозможно было уследить за каждым дюймом этой невероятной дамбы из обычаев, ориентации и убеждения, хотя основополагающие установки закладывались в каждом лыске с младенчества. Когда-нибудь плотина не выдержит, но каждый час отсрочки давал возможность накопить еще немножко сил_.

— Такой парень, как ты, Селфридж, — раздался голос Дьюка Хита, — лучше всего чувствовал бы себя мертвым.

Буркхальтер от неожиданности вздрогнул. Он перевел взгляд на врача-священника, вспоминая едва заметное напряжение, которое недавно ощутил под глубоким спокойствием Хита, и подумал о том, не прорвалось ли оно сейчас наружу. Затем он уловил ответную мысль в разуме Хита и расслабился, хотя и с осторожностью.

Рядом с лыской стоял Ральф Селфридж — уменьшенный и, можно сказать, облегченный вариант Фреда. Он улыбался несколько застенчиво.

Фред Селфридж оскалил зубы.

— Послушай, Хит, — огрызнулся он, — не старайся соответствовать своему положению. У тебя его нет. Ты заместитель. Ни один плешивый не может быть настоящим священником или врачом.