Астронавты обвели глазами весь салон — кроме леди Малуф, погруженной в невеселые размышления, здесь никого не было.

С лучевым пистолетом наготове, капитан медленно, шаг за шагом, зашел в салон. Леди Малуф, кивавшая носом в полудреме, встрепенулась, потревоженная каким-то скрипом, и обернулась через плечо. Увидев двух вооруженных людей, она широко раскрыла глаза, у нее отвисла челюсть — старуха собиралась завизжать.

Капитан набросился на нее и зажал ей рот — она успела испустить только сдавленный писк. Выпучив глаза, леди Малуф уставилась на обидчика, все еще не узнавая его. Малуф тоже едва узнавал в этой дряхлой старухе свою мать; Орло Кавке не слишком заботился об источнике своего дохода.

Наконец плечи леди Малуф опустились — она осознала, кто зажал ей рот; капитан отпустил ее. «Адэйр, это ты? — прохрипела старуха. — Адэйр!»

«Да, это я. Ты вернешься со мной в Трейвен».

Глаза леди Малуф увлажнились, слезы потекли по ее морщинистым щекам.

Малуф спросил: «Твой приятель, Кавке… то есть Лой Тремэйн — где он?»

Леди Малуф смотрела в сторону коридора, ведущего к кормовым каютам. Проследив направление ее взгляда, капитан увидел Кавке, стоявшего в дверном проеме, обнаженного до пояса и босого.

«Я здесь! — заявил Кавке, переводя глаза с Малуфа на Мирона и обратно. — Что вам от меня понадобилось?»

«Я приехал, чтобы забрать домой мою мать. Она вернется со мной в Трейвен».

Кавке не преминул заметить направленное на него дуло лучемета. «Не слишком удачная идея!» — притворно расслабившись, Орло Кавке прислонился плечом к дверной раме.

Двумя быстрыми длинными шагами Кавке внезапно оказался за спиной леди Малуф и схватил пальцами левой руки ее тощую шею. Другой рукой он достал нож, лежавший на прилавке мини-кухни, и приставил острие лезвия к серой жилистой шее своей заложницы:

«Вы — хороший сын и совершили благородный поступок, но почему я должен испытывать неудобства по этому поводу? Она никуда не поедет — ни с вами, ни с кем-нибудь другим!»

Малуф изучал горбоносую физиономию преступника. Он помнил внешность Орло Кавке по фотографиям, полученным в Кренке, и не мог не заметить, что лицо Кавке приобрело новое, плохо поддающееся определению выражение вульгарной запущенности. Губы его слегка опухли, под глазами висели мешки, дряблая полнота в области живота свидетельствовала о начале образования брюшка. Черные штаны Кавке с почти неприличной тугостью облегали бедра, но расширялись клешем под коленями. Безволосая обнаженная грудь убийцы блестела, словно смазанная маслом. В мочку его левого уха было продето золотое кольцо; под челюстью красовалась татуировка: многолучевая звезда.