Лодка тихо скользила по воде — согласно показаниям тахометра на панели управления, со скоростью примерно пятнадцать километров в час. Капитан держался поближе к правому берегу, где лодка была бы менее заметна для наблюдателя на борту «Майджаро», хотя Кавке и леди Малуф вряд ли проявили бы бдительность в такую рань.

Через полчаса оба астронавта стали внимательно обозревать реку в поисках «Майджаро», но не замечали никаких признаков яхты. Еще через десять минут напряжение возросло — они переглянулись. Наконец впереди показалась яхта — она стояла на якоре у небольшого прибрежного островка, носом вниз по течению.

Малуф выключил двигатель. «Лулио» бесшумно дрейфовала у самого берега, в тени наклонившихся над водой деревьев, все ближе и ближе к «Майджаро», и наконец подплыла почти вплотную к яхте. Астронавты присматривались и прислушивались, но на борту «Майджаро» не раздавалось ни звука.

Мирон с исключительной осторожностью взобрался на носовую палубу и привязал носовой фалинь к металлической стойке. Малуф присоединился к нему; их лодка проплыла ниже по течению и остановилась там, где она уже не могла стукнуться об яхту.

Какое-то время оба они стояли, напрягая слух — не заметил ли кто-нибудь легкое покачивание яхты, вызванное их перемещением на палубу? Но тишина ничем не нарушалась.

Малуф повернул ручку входа передней кабины; она подалась, и капитан осторожно распахнул дверь. Другая дверь, полуоткрытая напротив, вела в главный салон. Оттуда, где стояли Малуф и Мирон, они могли видеть только часть противоположной стены, но в салоне кто-то был — оттуда слышались позвякивание фарфора и другие приглушенные звуки, сопровождающие чаепитие. Капитан осторожно продвинулся вперед, и его взору открылся почти весь салон.

В плетеном кресле с высокой спинкой сидела леди Малуф. У нее под рукой, на восьмиугольном табурете из расщепленного бамбука, стоял поднос с чайником, маленькими пирожными на блюдечке и чем-то вроде миниатюрной соусницы, скорее всего наполненной медом. Леди Малуф держала в костлявой руке желтую чашку с чаем.

На ней был свободный пеньюар из бледно-голубого шелка, расшитого фантастическим узором, изображавшим красочных птиц, сидящих на ветках. Свисающие хвосты птиц распускались экстравагантными веерами, создавая контрастные узорчатые сочетания ярких цветов: мандаринового красного, фосфоресцирующего зеленого, едкого синего. Пеньюар совершенно не соответствовал обстановке; по всей видимости, он свидетельствовал о смелой, но тщетной попытке леди Малуф бросить вызов безжалостному течению времени. С той же целью старуха явно прибегала к косметическим операциям, но они ей мало помогли: кожа под ее глазами собралась морщинистыми складками, направляя глаза чуть вверх, что придавало ее лицу вопросительное выражение. Обвисшие складки кожи под ее подбородком были хирургически удалены, но длинный острый подбородок продолжал уродливо торчать. Мирон заметил, что капитан поморщился и покачал головой.