Малуф налил себе вина из графина: «Винго, никто не нападает на твои попытки определить сложное понятие, но для обсуждения Лурулу не требуются абстрактные формулировки. Взгляни вокруг: Лурулу рядом, тут как тут. Я имею в виду, конечно, Мирона. Он — здоровый, сильный, выносливый молодой человек приятной наружности, умеет вежливо разговаривать и даже еще не начал лысеть. Он живет во дворце, у него денег куры не клюют, он ни в чем не нуждается. Девушки за ним волочатся хороводом жизнерадостного очарования. Если Мирону захочется, чтобы кто-нибудь положил ему в рот виноградину или почесал ему спину, ему достаточно поднять бровь, и это сделают. Мирон — олицетворение Лурулу!»

Мирон откинулся на спинку кресла: «Не знаю, не знаю… Когда я смотрю в зеркало, я вижу очень обыкновенного, ничем не выдающегося человека, которому повезло иметь такую родственницу, как леди Эстер Ладжой».

«Точнее говоря, такую родственницу, как покойная леди Ладжой», — поправил его Шватцендейл.

Мирон кивнул: «Вот именно. Так или иначе, все не так просто, как вы себе представляете. Я частенько чувствую себя виноватым — будто меня застали с поличным, когда я засунул руку в банку с чужими конфетами». Мирон переводил взгляд с одного лица на другое: «Вы надо мной смеетесь!»

«Подобные угрызения совести неудивительны, — сказал Малуф. — Но я не стал бы придавать им слишком большое значение».

Мирон не возражал: «Тем не менее, на меня иногда что-то находит. Я нервничаю, не нахожу себе места — причем интуиция подсказывает, в чем тут дело». Наклонившись вперед, Мирон уставился в огонь: «Я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы вы — Винго, Фэй и капитан — всегда были со мной и пользовались моей удачей вместе со мной».

Некоторое время четверо сидели молча, гладя в пылающий камин. Наконец Малуф тихо сказал: «Интуиция тебя не обманывает. Все преходяще, прекрасное мгновение не остановишь. Твоя программа, при всех ее идиллических достоинствах, неосуществима. По своей природе я не сибарит, я не способен жить в зачарованном мире мечты, в нем для меня нет места. Полагаю, что примерно то же самое могут сказать о себе Винго и Шватцендейл. Капитальный ремонт «Гликки» закончен: ее корпус сияет эмалью и металлом, в камбузе установлено роскошное новое оборудование. Звездолет томится на взлетном поле, как брошенный ребенок». Малуф рассмеялся: «Может ли «Гликка» испытывать одиночество? Этот вопрос следует обсудить с Винго, хотя по его лицу уже видно, что он сомневается в такой возможности».

«Не обязательно! — заявил Винго. — Завораживающая концепция!»