— Чего тебе от меня надо? — прохрипел из темноты его голос. Его фигуры не было видно, видимо, он отключил свет, не желая быть на виду.

— Послушай, я… мы то есть, не совсем корректно себя там повели… — Виктор говорил как-то неуверенно, — мы долго ходили там, мы потеряли Йорга… Это было большое потрясение для нас обоих, шок, который… в общем… извини! — Виктор продолжал смотреть в черное дуло, будто от него зависела его судьба, будто оно здесь было главным, а не прятавшийся где-то в темноте Хью. — Ситуация, в который мы все здесь оказались, она тяжелая… она ужасная даже. Мы последние люди и… мы, в общем, мы не должны жить так, как будто мы враги, как будто три человека на этой огромной площади, — Виктор расправил руки, — не могут жить иначе, как угрожая друг другу, как… не знаю, какие-то чужие создания. Мы должны найти какой-то компромисс, старина, должны быть вместе! И… насчет Алиссы… Я не знаю, что произошло, но я понимаю, что Алисса она была человек не легкий, у нее бал характер, особый такой характер…

— Она была дерьмом! — прохрипел Хью.

— Ну… я не знаю, насчет этого, впрочем, твое мнение это твое мнение и я его уважаю, но… она уже мертва и ничто не вернет ее обратно. Я не хочу вдаваться в подробности, зачем ты это сделал, наверное, у тебя на это были свои причины, но…

— Но ты просто хочешь жрать, как и твоя эта шлюшка! — Хью появился из-за двери, пистолет в его руке по-прежнему целился прямо в лоб Виктору. Виктор ничего не ответил. Его глаза смотрели вниз, на замазанные грязью ботинки. Он выглядел как школьник, который провинился перед взрослыми и вынужденный теперь выслушивать унижения в свой адрес. — Чего молчишь или что, от голода язык свой съел? — Хью ухмыльнулся. При свете горевшего костра лицо его лоснилось от пота и от жира. Казалось за эти несколько дней, который они провели вне «Ориона» он, вопреки всем законам человеческой анатомии, даже потолстел.

— Назад! — он ткнул пистолетом в Виктора и тот сделал несколько шагов назад. Хью спрыгнул на Землю и пистолетом показал Виктору на Каролину, которая стояла недалеко от костра. Виктор послушно попятился к ней. — Моей вины в том, что произошло, нет никакой. Эта она виновата, эта сука! Она, ведь, обезумила в конце окончательно! Больная на голову стала совсем! Бог там, говорит, Бог здесь, не делай то, не делай сё, говорит! Она вздумала учить меня тому, как надо жить!!! Говорит «эти последние моменты надо использовать так, чтобы Богу душу открыть». «Как Богу-то душу открыть?» — спрашиваю у нее. Говорит — «ближнего своего любить надо, жертвовать для него все», ну и всякая такая херня. Ну… и, ведь, пожертвовала! — Хью вдруг громко захохотал, — сделала приятное своему ближнему! Удовлетворила по полной! — он почесал вылезавшее из под куртки брюхо и сделал еще несколько шагов вперед. Оба, и Виктор и Каролина, попятились назад, подальше от костра. Хью прошел несколько метров вперед и остановился перед ними, рядом с висевшей на огне на палке ароматной тушкой мяса. Все так же держа пистолет в своей правой руке, он схватился за эту тушку своей левой рукой и с силой оторвал от нее большой, уже начинавший подгорать, кусок. Расплавленный жир жег его руку, и он подбросил кусок несколько раз в воздух, издавая какие-то странный звуки губами. — И вот за этой ей спасибо! — он поднес кусок ко рту и вцепился в него зубами. С минуту он жевал и чавкал. Жир тек по его и сверкавшему от света костра лицу. Наконец он звучно рыгнул и отбросил оставшийся недоеденным в руке кусок куда-то в сторону. Взгляд его остановился на Каролине, он внимательно изучал ее и, будто, тестировал. Она, наоборот, старалась смотреть куда-то в сторону. Что-то было в его взгляде, что переворачивало в ней все с ног на голову.