Ханли поднялся на ноги. Обойдя свое разбитое оборудование, он дошел до самого поворота реки, откуда можно было разглядеть почти двухкилометровый отрезок ее извилистого русла. Нигде не было заметно какого-либо движения.

Кроме удивления он почувствовал, как его постепенно охватывает злость. Он двинулся в противоположную сторону, и прошел примерно двести ярдов, когда неожиданно увидел прямо перед собой водопад. Вода падала с высоты более, чем ста футов, в длинную, широкую долину. К самому берегу реки подступал густой, тянувшийся до горизонта коричнево-зеленый лес. Никаких следов Рогана.

Так и не решив, что же ему, собственно, делать, Ханли вернулся к своим приборам. Он понимал, что надо двинуться дальше вперед, одновременно сознавая и тот факт, что лишь считанные миллиметры отделяли его от смерти. На виске запеклась кровь, кожа на виске содрана.

Ханли почувствовал внезапное облегчение, когда увидел засунутую под счетчик Гейгера записку. «Что ж, видимо, в нем еще осталось что-то человеческое!» — подумал он и прочитал оставленную Роганом записку:

«ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ НА КОРАБЛЬ! Я БУДУ ОТСУТСТВОВАТЬ ДЕНЬ ИЛИ ДВА».

Ханли сжал губы. Румянец, выступивший на щеках, был вызван не только пережитыми эмоциями. Впрочем, и на этот раз гнев быстро прошел. Рогану не обязательно нянчиться с ним, а задание, за которое он взялся, не требовало от него опеки за ранеными или контуженными.

Ханли включил рацию. Телефоны мгновенно ожили тысячью смешанных звуков. Во всей этой какофонии ему даже удалось выделить свой искаженный голос, постоянно повторяющий отправленное еще неделю назад сообщение. Он пробовал передать SOS, одновременно сообщая о своем местонахождении, но ему не удалось пробиться сквозь ужасный шум.

Не оставалось ничего другого, как двинуться в обратный путь.

Когда уже перед закатом он дошел до поселения, его сразу же забрали на корабль, а оба врача настояли на том, чтобы ночь он провел в лазарете, вместе с тем заверив его, что утром, скорее всего, он будет в полном порядке.

Ханли спал очень беспокойно, просыпался чуть ли не каждую минуту, а затем долго не мог заснуть. «Надо честно признать: храбрости ему не занимать, — подумал он в какой-то момент. — Сейчас ночь, а он там совсем один».

Этими мыслями он хотел сам перед собой оправдать ложь, которую скормил остальным: что Роган ушел лишь тогда, когда удостоверился, что с ним, Ханли, ничего серьезного не случилось. Конечно, это была абсолютная ложь, но главное было в том, что колонисты по-прежнему верили в Рогана.