Орлов и хотел бы прокомментировать заявление Шторма, но не успел. Комм на руке полковника завибрировал, заставив того выругаться сквозь зубы. Не столько от неожиданности, сколько от раздражения.

На этом уровне оповещения о поступивших сообщениях у него находился только один адресат. Тот самый благодетель, который называл себя должником.

* * *

— Ты никому не должна кланяться, включая эклиса…

— Я могу спросить моего господина, почему? — смиренно уточнила я, дождавшись короткой паузы.

На этот вечер моя одежда была белой, но столь же простой, как и обычно. Впрочем, я этому была рада. Игрушка — не игрушка, но, по крайней мере, не наряжали.

— Можешь, — равнодушно произнес Ильдар. — Ближний круг является отражением лиската, для других он не существует. Если эклис захочет задать тебе вопрос, он обратится ко мне, и именно я спрошу тебя. Твой ответ передам ему так же я. Или не передам, если таково будет мое желание.

— А брат моего господина? — чуть склонила я голову.

— А брат твоего господина, — с легкой язвительностью повторил он, — связан с ним родством крови. Ближе — некуда.

— Я благодарю моего господина за пояснения, — склонилась я ниже. Уже успела заметить, насколько это его раздражает.

На этот раз обошлось. Похоже, его волновали совершенно иные проблемы.

Бросив взгляд на Дамира, так же, как и я, облаченного в белое, Ильдар продолжил свой инструктаж:

— Ты должна постоянно находиться у меня за правым плечом. Если я буду вынужден отойти, с тобой останется Дамир. Его ты должна слушаться, как меня.

— Мой господин запретил Дамиру говорить со мной, — заметила я, не поднимая взгляда.

— Объяснится жестами, — резко бросил Ильдар, к чему-то прислушиваясь. — Пора.

Выяснять, усвоила ли я его урок, он не стал. Активировав жестом телепортационный круг, вошел в него первым, встав так, чтобы я могла занять место справа от него.

Всего лишь шаг… еще бы понять, много это или мало? Для любви и ненависти к нему, которые переплелись в моей душе так, что и не разрубить.

Вышли мы не у посадочных столов, как я предполагала, а на главной площади Храма. Невольно замерев — воспоминание о том, как здесь заживо горел мужчина, были еще свежи, — вынуждена была все-таки пройти вперед. Не время демонстрировать непокорность… Не время привлекать к себе внимание.

Как и тогда, с трех сторон площадь была окружена. Воины, адепты, варии…

Я только и успела, что окинуть все быстрым взглядом, отметив отсутствие внешнего пиетета к факту появления эклиса, как из опустившегося на антигравах катера с эмблемой Самаринии, вышел мужчина.