Светлый фон

Назвать Жекой главу сектора О-два, отвечавшего за Самаринию язык уже давно не поворачивался, но ведь осталось… не с детства, с той юности, в которой оба носили курсантские погоны одной Академии.

— Всем покинуть помещение, — поднял он голову. Совещание и так подходило к концу…

Узкий состав. Трое своих, четверо акрекаторов… тоже уже свои. Как и когда-то на флоте… неважно, кто ты и откуда, если делали одно дело.

— Господин адмирал, — встал он, как только «восьмерки» на экране сменились картинкой с курьерского крейсера.

Кусок каюты с идеальным порядком… И в молодости был таким же… педантом, с возрастом стало только ярче, острее.

Всего лишь внешнее, выставленное, чтобы создать обманчивое впечатление. Уж Злобину это было известно доподлинно.

Педантом Ежов никогда не был. И перестраховщиком… так тоже считали. Риск Ежов не любил, но уважал, что было значительно серьезнее. Противника — тоже.

— Сиди уж, — дернул тот рукой. Сам — поднялся.

Носорог! Сто двадцать с лишним килограмм несокрушимой мощи! Двигался при этом мягко, если не сказать — изящно. В каждом жесте скрытая сила соперничала с грациозностью…

Опасность, стремящаяся к безграничности абсолюта… Мнение не его — Орлова, но Злобин был полностью согласен.

— Как у тебя? — Ежов скинул китель, расстегнул ворот рубашки и, закатав рукава, накинул на шею свернутое в жгут полотенце.

Появлению гири Злобин не удивился. Единственная верная спутница адмирала. Менялся только вес. Тридцать два, тридцать шесть, сорок, сорок восемь… К первому месту назначения тогда еще лейтенантом уехал с подарком командира в пятьдесят шесть килограмм.

Эта — последняя любовь Ежова, по добытым спецами Кривых из спортивного интереса данным, тянула на шестьдесят четыре и использовалась уже лишь в качестве разминки.

— Пока без изменений, — он отодвинул лист с записями, которые делал во время совещания, вышел из-за стола. — Через сколько стыковка?

Ответ на этот вопрос Злобин знал, как и Ежов, на заданный им, но ведь ритуал…

— Через четыре часа, — перебросив гирю из руки в руку, выдохнул тот. — Мне передали твою последнюю ментальную карту…

— Это каким-то образом влияет на ситуацию? — оборвал его Злобин.

Про контроль знал и помнил, но… Будь он младше, вот это, неумение… «неощущение», а препарирование чувств, ударило бы больнее, сейчас же… В чем-то стало хуже, в чем-то легче. Главным же было другое — с тем, что ему досталось, можно было жить.

— Нет, — не прекращая тягать гирю вверх-вниз, отозвался Ежов. — Все допуски продлены. Работай.

Единственное, что Злобин хотел услышать.