Ааронсон с удовольствием глядел на эти металлические потоки.

— Что ж, видит бог, гора с плеч! Я собирался вывезти всех вас на пикник. Но теперь пусть вас развлекает Город. Встретимся здесь через два часа, чтобы обменяться впечатлениями. Пошли.

С этими словами он вступил на серебристую движущуюся ковровую дорожку, которая быстро понесла его прочь.

Уайлдер в тревоге дернулся было за ним. Но Ааронсон весело крикнул:

— Ныряйте смелее, вода отличная!

И волнующаяся металлическая река унесла его прочь.

Один за другим они выходили вперед, и движущиеся тротуары увлекали их прочь. Паркхилл, охотник, поэт и его жена, актер, красавица и ее горничная. Они плыли, как статуи, загадочным образом рожденные из испарений вулканических потоков, влекущих их неведомо куда — или вовсе никуда.

Уайлдер тоже прыгнул. Река ласково прикоснулась к его ботинкам. Повинуясь ее течению, он отправился в путь вдоль проспектов, по излучинам парков и через фиорды домов.

И за его спиной остались пустыми причал и ворота. Ничто не напоминало о появлении людей. Как будто их тут и не было вовсе.

Бомон, актер, первым покинул движущийся тротуар. Его внимание привлекло некое здание. И тут же он осознал, что спрыгнул с дорожки и медленно направился к нему, принюхиваясь.

Он улыбался.

Ибо теперь он знал, какого рода здание находится перед ним — по запаху, исходящему от него.

— Средство для чистки бронзы. Видит бог, это может быть только одно!

Театр.

Бронзовые двери, бронзовые карнизы, бронзовые кольца на бархатных шторах.

Он открыл дверь и вошел. Принюхался и громко рассмеялся. Да. Не нужно ни вывески, ни светящегося портала, достаточно одного только запаха, особой химии металла и пыли, вытряхиваемой из миллионов билетов.

И над всем этим… он прислушался. Тишина.

Тишина, которая ожидает. Единственная в мире тишина ожидания. Такое бывает только в театре. Каждая молекула воздуха пребывает в возбуждении готовности. Тени устроились поудобнее и затаили дыхание. Что ж… готов ли, нет ли… иду.

Бархат в фойе оказался зеленоватым, цвета морской волны.