Савицкий поднялся, вышел, не прощаясь.

Генерал задумчиво посмотрел на одну дверь, на другую… И тоже поднялся на ноги.

О’Рэйн Доммы Зиона

О’Рэйн

Доммы Зиона

Море было серым, прозрачным, пахло солнцем, теплым песком, водорослями, рыбой. Аля огляделась — младшие плескались на мелководье, старшие строили песчаный кремль. Матушка Сусанна в пляжном облачении неторопливо двигалась по кромке воды, посматривая и за теми и за другими. Верхняя пара рук была сложена перед грудью — матушка явно молилась либо о чем-то медитативно размышляла.

Аля поплыла дальше, нырнула, перебирая руками по веревке буйка, — якорь его уходил в темную глубину, где вода становилась холодной, где, как надеялась матушка Павлина, плодились и размножались страшноватые, но полезные для морского биоценоза придонные рыбы и прочая гадость.

Девочка зависла в паре метров под поверхностью — она очень надеялась увидеть дельфинов. Матушка Павлина вернулась с подводной описи (почти трое суток провела под водой!) и показывала снимки с новым дельфиненком, хорошеньким и лобастым, родившимся у Тешки от Самсона. Аля хорошо помнила, как матушка позволяла кормить новорожденную Тешку из бутылочки маслянистым, горьковатым молоком — а теперь она запустила колесо жизни на Зионе для своего вида. Нулевое-то поколение, из пробирок и киберорганических утроб, в жизненном цикле еще не закреплено. Первого зионского морского дельфиненка решено было назвать Никитой. Голосование на этот раз было всеобщим, хотя были и такие вопросы, по которым мнение могли высказывать только мальчики, как будущие Мужи. Аля обижалась иногда, но знала, что таков божественный завет и природа человека — мальчикам труднее, их меньше, а спрос с них больше. Женщины отвечают мужчине, а те уже — напрямую Господу (представить страшно).

Але ужасно хотелось увидеть Никитку живьем — хоть издалека, хоть тень, гибкое движение под водой. Но она досчитала уже до семидесяти, а видела пока только стайку серебристых селедок и болтающуюся у самой поверхности полудохлую (или уже дохлую) медузу.

Пора всплывать, потому что наверху уже наверняка зовет ее, разносится над водой голос матушки Сусанны и, даже электронный, звучит раздраженно.

Восемьдесят девять… и на секунду, уже почти вынырнув, Аля увидела-таки вдали серые дельфиньи бока в мраморных разводах солнечного света — трое взрослых и малыш. Мелькнули и нет, да и были ли, или так хотелось увидеть, что глаза обманули? Аля жадно глотала воздух — на сто секунд задерживать дыхание было тяжело. Зато теперь можно рассказывать про Никитку правдиво, потому что ложь противна Господу, а говорящий правду совсем наоборот — приятен и люб.