Мигель медленно вышел. Почему-то эта комната пробуждала где-то внутри тоску, он начал напевать под нос старую колыбельную на родном испанском:

– …ruisenor que en la selva cantando… – внезапно он замолчал, потому что понял, что навеяло тоску в той квартире. Его старший сын очень любил картины Писсарро. И мелодия эта тоже была связана с ним.

Жаклин сидела, широко расставив ноги, что выглядело даже вульгарно, хотя на ней были свободные темные брюки, а не юбка, да и были они здесь только вдвоем. Она теребила левой рукой свой фамильный кулон, широко раскрыв глаза, но глядя в пустое пространство.

Игорь стоял, заложив руки за спину и отпустив голову, как провинившийся мальчуган. У его ног стояла картонная коробка, в которую он собрал найденные припасы. Из тряпичной сумки рядом с коробкой торчало несколько горлышек винных бутылок. Офицер перебирал слова в голове, но ничего подходящего на ум не шло.

Наконец, Жаклин заговорила:

– Я все могу понять, честно. Но неужели ты не мог все сделать по-человечески?

Игорь потупился. Ее тон был холодным, а голос дрожал. Не хотелось, чтобы она плакала.

– Я… не смог, – тихо отозвался он и еще ниже опустил голову. Теперь он видел лишь ее сапоги, которые плакать не могли, поэтому стало чуть легче.

– Ты ведь дал мне обещание! – воскликнули сапоги и дернулись.

– Дорогая, я не смог сдержать его, – признался Игорь сапогам.

– Я и без тебя догадалась, – слова прозвучали очень удрученно и с какой-то безысходностью. Эти сапоги заслуживали актерской премии.

– Я не могу без этой работы, – Игорь закрыл глаза и представил себе, что находится дома. Так стало еще легче.

– Мало того, что ты не выполнил обещание и остался на этой работе, – Жаклин говорила низким и тихим голосом. – Ты еще и перевелся на более опасную должность.

– Дорогая, прости меня, – только и ответил Игорь.

– Я прощу тебя, – гневно воскликнула Жаклин, и Игорь почувствовал, как в грудь что-то стукнулось. Кажется, это была кружка. – Как всегда прощу, но ты ведь и дальше будешь уходить на эту работу! Каждый раз на какую-то свою войну!

– Эта работа спасает жизни, – попытался оправдаться Игорь.

– Чьи жизни? – голос девушки сорвался, в грудь солдату снова что-то ударило, но глаза он так и не открыл. – А мою жизнь кто спасет? Со мной что будет? Почему бы тебе не спасти меня?

– Прости меня, дорогая, – повторил офицер.

– Я ведь люблю тебя, дурья твоя башка, – тихий хриплый шепот встревожил Игоря, но посмотреть на нее он так и не решился.

– Я знаю, дорогая, – ответил он. – Я тоже тебя люблю. Клянусь тебе, что сделаю все, о чем бы ты меня сейчас не попросила.