– Как звали того мальчугана? – спросил Гадах, помогая поставить консервные банки в коробку из-под бумаги.
– Джозеф, кажется, – попытался вспомнить Мигель. – Или Иосиф.
– А разве «Джозеф» и «Иосиф» это не одно и то же имя? – усмехнулся Гадах.
– Произношение-то разное, – пояснил Мигель и извлек еще одну банку тушенки из холодильника. – Или же его звали Янисом.
– Да не так уж и важно, – Гадах зевнул и поставил в коробку последнюю банку. – Факт в том, что ты его на шее катал. И шутил с ним. И играл. А в это время твои товарищи с бетона отскребали его маму. Все, что от нее осталось. А ты не давал ему на это смотреть.
– Ему и восьми лет не было – нельзя ему было на это смотреть, – отозвался Мигель, скривив гримасу.
– Да дело-то не в нем, – объяснил Гадах. – А в тебе. Слишком много ты этого всего видел. И как один твой друг другого твоего друга убивает из жалости, чтобы тот уже не страдал. И как молодые девушки кричали, чтобы им помогли выбраться, а ты знал, что их ниже талии полностью раздавило, что нельзя эти сваи поднимать. Видел, как они умирали, до конца ничего не понимая. Видел ты, как человеку большую дозу морфия вводили, чтобы он не чувствовал, как паразиты сжирают его заживо изнутри. И что дальше? Чем ты стал?
Мигель сжал челюсти и уставился на стену перед собой.
– В тебе этой безысходности теперь целое море, – продолжил Гадах. – Вот ты и ненавидишь себя. Заставил себя перестать чувствовать что-то по отношению к тем, кто пострадал в таких местах. Но так не бывает. Они обычные люди. Как и твои дети, как и твоя жена. Она ведь на шесть лет тебя старше, уже не такая молодая и красивая, уйти она от тебя не сможет, потому что не чувствует уверенности в себе. А именно ты эту уверенность в ней и убил. Охладел к ней, охладел к детям. Потому что решил охладеть к жертвам. И свою семью в жертв превратил. И сам стал такой же катастрофой, подобной тем, что в подобных этому местах происходят. Уже не можешь любить, не можешь мечтать. Допоздна всегда не спишь, чтобы вымотаться и уснуть мгновенно. И чтобы снов не видеть. Тебя ведь сны твои так пугают.
– Слушай, просто скажи, что тебе от меня нужно? – взмолился Мигель.
– Мне от тебя не может быть что-то нужно, – как-бы напомнил Гадах и перетянул коробку изолентой. – Просто не могу я этого понять. Твои родители посвятили себя построению Торговой империи. Ну, не они, конечно, сами единолично ее строили, а наряду с миллионами других людей. Но это стало делом их жизни. А что сделал ты, когда Империя перестала существовать?
– А что я, по-твоему, мог сделать? – недоуменно поинтересовался Мигель.