– Разве нам не стоило бы ознакомиться с этим прибором, Михаил Тихонович? Одно время и «посредники» числились по разряду «липы».

Зернов улыбнулся:

– Разумеется, Илья Михайлович! Хоть завтра езжайте – Иван Павлович организует машины.

Выезд к Ивану Кузьмичу назначили на послезавтра, поскольку в воскресенье электронщики были заняты на производстве, а Благоволин – на испытательном стенде. Послезавтра они освободятся и займутся Линией-девять. И заговорили о другом. Дмитрий Алексеевич сидел, не поднимая глаз. Зернов поглядывал на него и думал: «Вот уже появилось новое поколение, которое не хочет повторять наши ошибки. Которое не боится верить небывалому и различает небывалое от невозможного, а мы этого не умели. Которое заботится о благе человечества, не путая истинные блага с сиюминутными выгодами. Как странно, – думал Зернов, – ведь это наше поколение поняло, что знание может быть опасным. На наших глазах атомная бомба перестала быть секретом одной страны. Потом водородная бомба, и ракетные атомные подводные лодки, и глобальные ракеты. Да, мы поняли, но вчуже, а осознание оставили ему, следующему поколению. Как трудно мне было уговорить себя не накладывать руку на секрет инвертора, этого абсолютного оружия. Убедить себя, что на Земле уже в сотни раз больше оружия, чем нужно. Что максимум через три года инвертор появится на вооружении всех армий и вновь установится „равновесие сил“! А Дмитрию это решение ничего бы не стоило. Что же, теперь мы сравнялись, приятель… Ты осмелился принять сотрудничество пришельца, я осмелился отказаться от его оружия. Надеюсь, что послезавтра Илья Михайлович не найдет там инвертора…»

Так думал Зернов, дослушивая соображения своих сотрудников, прощаясь с ними, то здесь, то там вставляя уместное замечание. Он последним вышел из конференц-зала и привычно двинулся в свой кабинет – приближалась полночь и с ней очередная запись в дневнике.

Загудел внутренний телефон:

– Докладывает узел связи. «Дача» просит соединения.

– Соедините… Дача, Первый слушает.

– Товарищ Первый, докладывает Кашицын! Учитель просит разрешения переговорить.

Капитан Кашицын был старшим в охране Десантника.

Зернов усмехнулся – представил себе, как Линия-девять «просит».

– Да, разрешаю.

Пауза. Затем знакомый голос с наставительной интонацией:

– У аппарата?

– Первый у аппарата, – сказал Зернов.

– М-да, я вас узнал. Итак, приходится прощаться. Ми… – Было слышно, что Кашицын поправляет: «Товарищ Первый!» – Товарищ Первый. М-да. Прощайте, не поминайте лихом, как говорится. Я ухожу и…

– Не совсем вас понимаю, – мягко перебил Зернов. – Не желаете сказать что-нибудь по делу?