Светлый фон

Окно было небрежно зашторено. В просвет виднелась решетка, перекрывавшая оконный проем. Решетку ковал настоящий мастер-кузнец: вензеля, листья, граненые прутья смотрелись произведением искусства.

– Присаживайтесь!

– А спирт? – обнаглел Лючано, опускаясь в кресло.

Шубу он скинул прямо на пол, не в силах искать вешалку.

Альгвасил расхохотался и полез в стенной шкаф, звеня посудой. Раздалось приятное бульканье. Лючано улыбнулся в ответ, предвкушая глоток жгучего, пахнущего ягодой наслаждения.

И услышал слабый щелчок.

III

Сидеть в кресле сразу стало неудобно. Удочка шлема качнулась вниз, давая обзор. В кровь волной хлынул адреналин, смывая усталость. Офисное кресло, самое обычное на первый взгляд, оказалось коварной ловушкой. Вынырнув из подлокотников, силовые «ленты» плотно охватили запястья спасенного. То же самое произошло с ножкой кресла: щиколотки Тартальи стянула мерцающая петля.

Два щекотных усика, объявившись из подголовника, забрались под шлем и плотно прижались к шее. Они не столько фиксировали голову, сколько считывали какие-то физиологические параметры пленника. Без предупреждения засветился визор. В темно-фиолетовой сфере началось движение оранжевых, как абажур, цифр и текста: кровяное давление, пульс, частота дыхания…

– Что это значит? Немедленно освободите меня!

Усач не ответил. Он закрыл дверцу шкафа и подошел к столу. В руках альгвасил держал странный прибор, похожий на церебральный парализатор «Хлыст» – такой был у Тартальи, когда он прилетел с гастролями на Китту. Вместо ствола из «парализатора» торчали два тонких и длинных штырька, с ворсинками на концах.

Засунув штырьки себе глубоко в нос, усатый нажал на спусковой крючок. Раздался еле слышимый хруст. Альгвасил дернулся, закатив глаза. Из ноздрей у него потекла кровь, пачкая кафтан. Лючано с ужасом наблюдал за происходящим. Казалось, он заснул, не дождавшись вожделенного спирта, и видит кошмар.

Вытащив штырьки наружу, альгвасил некоторое время стоял молча. Кровь быстро сворачивалась. На виске усача билась синяя жилка. Лоб изуродовали морщины: глубокие, словно раны. Усы превратились в багровую, слипшуюся массу. Лишь «винты» по краям торчали проволокой. Сейчас этот человек выглядел до ужаса знакомым, как знакомы детские страхи и взрослые неврозы.

– На помощь! – окончательно теряя самообладание, завопил Лючано.

– Не надо кричать, – хрипло ответил усач. – Кабинет звуконепроницаем. Вас никто не услышит. А даже если услышит, не станет помогать. Властью, данной мне…

Он вдруг зашелся хохотом, как минуту назад, когда лез в шкаф. Лоб разгладился, жилка на виске замедлила биение. Чудесное настроение снизошло на альгвасила. Можно было предположить, что он принял наркотик. Хотя что за наркотик вводится столь мучительным и противоестественным способом, Тарталья не знал.