- Я не похищал их из вашего кабинета.
- Не думайте, что я стар и меня так легко провести.
- Даю честное слово.
- Возьмите его назад. О табличках, кроме вас и меня никто не знал. Кроме того, они были заперты в моем столе. И наконец, я отлично помню, с какой неохотой вы мне уступили их на время!
- Помилуйте, я сам предложил их вам.
- О нет! Вы дали их на время, чтобы использовать меня как этрусколога, а потом неожиданно вернуть их себе вместе с результатами нашей... гм, работы. Не так ли?
- Нет. Не так. - Я окончательно проснулся и не верил теперь своим ушам: что он, ошалел, что ли?
- Так. Бессмысленно отрицать это. Замок стола сломан, на нем отпечатки ваших пальцев. Не думайте, что мне недоступна элементарнейшая экспертиза, с которой справляется даже начинающий криминалист.
- Этого не могло быть?
- Это факт! - прогремело в трубке.
И тут до меня дошло: нужно разобраться в этой истории, не пристало мне обижаться на старика, тем более что я от него действительно кое-что утаиваю.
Я накинул пальто, скатился по лестнице, догнал притормозившее у светофора такси, поехал к нему.
Он как будто не удивился моему появлению. Молча кивнул головой, пропустил в прихожую, скрестив руки на груди, не без сарказма оглядел меня с ног до головы.
- Итак, допустим, - промолвил он негромко, точно про себя, - что вы действительно захотели вернуть себе эти таблички. Я не намерен выступать с обвинением. Замечу только, что, как бы я ни был одержим, я вернул бы их вам по первому слову.
- Вы говорили об отпечатках пальцев... это серьезно?
- Вполне. Полюбопытствуйте!
Он провел меня в кабинет. Там было сумрачно, шторы на окнах задернуты, словно и вещи, знакомые мне до мелочей, выражали сочувствие их владельцу и не хотели смотреть на меня, а притаились и наблюдали исподтишка, как я выкручусь из неприятной истории.
Он включил настольный свет и показал мне отпечатки пальцев, обработанные по всем правилам криминалистики. Я всматривался в квадратики фотобумаги и собирался с мыслями. Где же таблички? И я сказал это вслух. Но голос мой предательски дрогнул, и старик так и впился в меня глазами, неправильно, очевидно, истолковав мой тон. Я плюхнулся в малиновое кресло, в котором раньше так часто сиживал и которое теперь показалось неуютным, холодным, чужим.