- Вот как?

- Да. И вообще мне многое надоело. Если хочешь, я приеду к тебе.

- Сколько тебе лет?

- Двадцать один. А что?

- Самый подходящий возраст, чтобы вот так просто приехать к знакомому мужчине, который к тому же более чем вдвое старше.

- Ты не хочешь?

- В том-то и дело, что хочу.

- Ну... - Голос в трубке замолчал.

- Ты понимаешь, что речь идет не просто об отпрыске профессора, а о самостоятельном человеке по имени Валерия?

- Если хочешь приобрести право читать мне мораль на том основании, что мне только двадцать один, тебе следует согласиться со мной.

- Это серьезно.

- Можешь встретить меня хотя бы у подъезда? Нужно поговорить.

- Встречу, - сказал я и повесил трубку.

Через полчаса мы сидели в моей комнате со светло-коричневыми обоями, с этрусскими гравюрами в простеньких рамках, акварелями, изображавшими светлые, пустынные поля, рощи, прозрачно-зеленый северный небосклон, морские побережья со скалами, песчаными пляжами и деревянными лодками над кромкой прибоя.

- У тебя хорошо... - Она зябко поежилась, протянула руку, достала с полки истрепанную, лохматую книгу, стала листать.

Я включил сухарницу, которая служила мне вместо электропечки, зажег настольную лампу. Она вопросительно посмотрела на меня и указала глазами на книгу.

- Старые истории о хеттах и славянах, - пояснил я как можно популярнее.

За пределами луча света от лампы ее глаза казались темными, как густая кровь, меловая белизна ее шеи резко выделялась над полукруглым воротником темной блузки, отливавшей серебром.

- У тебя есть что-нибудь пожевать? - спросила она скорбно-смиренным тоном, и я заверил ее, что все будет в порядке, ведь я разработал сам несколько кулинарных рецептов.

- Это потому, что ты один? - На щеке ее, обращенной ко мне, обозначилась ямочка, и все лицо ее выражало участие ко мне.