– Если виноват институт, неужели вы думаете, что я это так оставлю? За кого вы меня принимаете?

– Я могу только надеяться, что у вас еще нет большой власти. Если власти у вас нет, вы Джейн не защитите. Если есть, вы – то же самое, что институт.

– Невероятно! – сказал Марк. – Ну хорошо, я там работаю, но вы же меня знаете?

– Нет, – сказал Димбл, – не знаю. Что мне известно о ваших мыслях и целях?

Марку казалось, что он глядит на него не с гневом, даже не с презрением, а с брезгливостью, словно перед ним какая-то мерзость, которую достойный человек не должен замечать. Марк ошибался. Димбл старался сдержать себя. Он изо всех сил старался не злиться, не презирать, а главное – не наслаждаться злостью и презрением.

– Тут какая-то ошибка, – снова начал Марк. – Наверное, полисмен напился. Я разберусь, они у меня…

– Это была начальница вашей полиции, мисс Хардкасл.

– Прекрасно. Что же вы думаете, я это так оставлю? Нет, тут ошибка.

– Вы хорошо знаете мисс Хардкасл? – спросил Димбл.

Марк молча кивнул. Он думал (и ошибался), что Димбл читает его мысли и знает, что он ни в чем не сомневается и совершенно беспомощен перед Феей. Вдруг Димбл заговорил громче.

– Вы можете справиться с ней? – сказал он. – Вы так далеко продвинулись? Что ж, значит, вы убили и Хинджеста, и Комтона. Значит, по вашему приказу схватили и избили до смерти Мэри Прэскот. Значит, по вашему приказу воров – честных воров, чьей руки вы не достойны коснуться, – забрали из-под власти судей и присяжных и перевели в Бэлбери, чтобы подвергнуть там унижениям и пыткам, которые у вас зовут лечением. Это вы изгнали из дому две тысячи семейств в болота и пустоши. Это вы скажете мне, где Плейс, и Руоли, и восьмидесятилетний Каннингэм. Если вы зашли так далеко, я не доверю вам не только Джейн, но и уличную собаку.

– Ну что вы… – начал Марк. – Это просто странно. Я знаю, допущены какие-то несправедливости. Так всегда бывает, особенно вначале. Но неужели я должен отвечать за все, что пишут в желтой прессе?

– В желтой прессе! – воскликнул Димбл, и Марку показалось, что он вырос. – Какая чушь! Вы думаете, я не знаю, что институт держит в руках все газеты, кроме одной? А она сегодня не вышла. Печатники забастовали. Говорят, бедняги, что не станут печатать статьи против народного института. Вам виднее, чем мне, откуда идет газетная ложь.

Как ни странно, Марк, долго живший в мире, где не ведают милосердия, почти не встречал истинного гнева. Он часто видел злобу, но выражалась она в гримасах, взглядах и жестах. Голос и глаза доктора Димбла поразили его. В Бэлбери вечно толковали о том, что враги «поднимут крик», но он не представлял, как это выглядит на самом деле.