И отцов у него теперь тоже стало два. Один — тот, которой сражается против внутряков, которого Филип обожал, как травинка свет. И другой, тот, что изворачивается, отказывается от всего, что пошло не так, и винит в этом кого угодно, только не себя. Вольный флот, ставший первой реальной надеждой Пояса, и распавшийся Вольный флот. Меняющий своих генералов и лидеров чаще, чем воздушные фильтры. Обе версии никак не могли существовать вместе, а Филип не мог выбрать одну.

Ручной терминал снова запищал. Филип выдернул его из кармана. Запрос соединения от Карала с «Пеллы». Уже двенадцатый. Филип его принял.

— Филипито! — заговорил Карал. — Где, чёрт возьми, ты шляешься, койо? 

Карал был на командной палубе и в форменном комбинезоне. Даже воротничок прицепил, чего обычно не делал. Правда, это всё равно не превратило его в военного. Карал походил на себя, только ряженого.

— Тут, недалеко.

— Недалеко, — покачал головой Карал. — Давай, иди на корабль. Сейчас же.

— Зачем это?

Карал склонился к экрану, как будто хотел что-то прошептать по секрету.

— С Медины просочились записи боя, понял? Рельсовые пушки разбиты. Медину охраняет один корабль. Один, и это...

— «Росинант», — сказал Филип.

— Марко собирает все корабли, от которых осталось больше, чем полкорпуса. Летим возвращать Медину, как на пожар.

— Понял.

— Получаем свежий сок. Пополняем реакторную массу. И тут же отходим. По дороге встречаемся с остальным флотом. Слушай, но твой отец... никогда не видел его таким...

За спиной Карала рявкнул голос, отвлёкший его от Филипа.

— Ты его разыскал?

— А как же, — ответил Карал. Не Филипу.

Картинка запрыгала, переключаясь с одной камеры на другую. Пустое кресло-амортизатор с туманной тенью у края. Тень упала назад и обрела чёткость, превратившись в его отца. Филип сжался, готовый к оскорблениям и унижению. Несмотря на всё свое презрение, он страдал. Скажи это как мужчина. Скажи «я не справился». Живот скрутило.

Марко радостно улыбался ему, глаза сияли.

— Слышал? Карал тебе сказал?

— Про Медину и тот корабль? — Филип отчего-то не мог произнести вслух «Росинант». Он чувствовал, что это было бы не к добру.