Джимми сорвал аплодисменты шутливой песенкой «Рыжая девица из Венусбурга», которой все подпевали, но Уингейту она показалась чересчур вульгарной. Впрочем, фривольная песня выветрилась из головы сразу, когда началась следующая.

Начал тенор, тихо и неторопливо. Остальные – все, кроме Уингейта, – исполняли припевки. Уингейт же всю песню оставался молчалив и задумчив. Во втором куплете тенор решил передохнуть, и за него спели терцетом:

Песня повергла Уингейта в уныние, которое нельзя было списать ни на прохладную морось, ни на скучный пейзаж, ни на белесую туманную пелену, которая постоянно закрывала венерианское небо. Уингейт молча уселся в уголке, пока, через довольно продолжительное время, Джимми не крикнул:

– Вижу свет!

Высунув голову за борт, Уингейт с любопытством посмотрел на свой новый дом.

* * *

Прошел месяц, но Уингейт не получил даже весточки от Сэма Хьюстона Джонса. Венера совершила оборот вокруг своей оси, и двухнедельная зима сменилась столь же коротким летом, которое отличалось разве что чуть более обильными дождями и жаркой погодой. Вновь наступила зима. На ферме ван Хейзена, расположенной, как и бо́льшая часть обработанных земель, у полюса, не наступала настоящая ночь. В течение долгого дня плотный слой облаков прикрывал низкое солнце, сдерживая жару и рассеивая свет. Благодаря этому ночью или зимой всегда стоял полумрак.

Месяц без вестей от Сэма. Месяц без солнца, без луны, без звезд, без рассветов. Ни тебе свежего ветерка поутру, ни дрожания воздуха в полуденную жару, ни спасительной вечерней тени – ничего, чтобы отличить один знойный, удушливый час от другого. Лишь однообразная повседневная рутина: сон, работа, еда и опять сон – и гнетущая тоска по прохладному голубому небу Земли.

Следуя местному обычаю, Уингейт решил проставиться перед старожилами и взял у бригадира взаймы, чтобы купить всем «веселящей воды» – риры. Расписываясь первый раз в расчетной книжке, он увидел, что этот радушный жест отсрочил дату его легального увольнения на целых четыре месяца. С этого момента он зарекся брать в долг, отказался от короткого отпуска в Венусбурге и твердо решил при любой возможности откладывать деньги, чтобы оплатить задаток и проезд.

Так продолжалось, пока он не открыл, что рира – этот слабоалкогольный напиток – не роскошь, не пагубная привычка, а необходимость. Человек на Венере нуждался в нем так же, как в ультрафиолете из колониальных осветительных систем. От риры не пьянели, от нее становилось спокойнее и легче на душе, а без нее невозможно было уснуть. Достаточно было три ночи промучиться угрызениями совести и три дня еле передвигать ноги под суровым взглядом бригадира, чтобы Уингейт вместе с остальными заказал себе бутылку, отдавая себе отчет в том, что ее цена почти на целый день замедлит его и без того медленное продвижение к свободе.