На третьей площадке она рискнула остановиться и перевести дыхание. Во рту пересохло, руки и ноги дрожали, как бы напоминая о том, что юность, к сожалению, уже не вернешь. Эйко отцепила от пояса фляжку с водой, сделала глоток, оперлась на поручень и погрузилась в созерцание.

На этой высоте росли немногочисленные ветви, которые, в трех метрах ниже площадки, поддерживали первую сетку, предназначенную для того, чтобы ловить падающие сверху шишки и сучья (люди, как правило, не срывались, поскольку практически все, как и подобало космонавтам, обладали отличной координацией движений). Сетка тонкая, почти прозрачная; во всяком случае, сквозь нее видна земля. А над площадкой раскинулась могучая крона – огромные ветви, коричневато-красные с зеленым отливом, игра света и тени… Кора словно источала тепло, в воздухе витали неуловимые ароматы. Вдоль ствола ползал робот, который разыскивал следы заболеваний, повреждения и тому подобное. Он напоминал жука величиной с собаку и, как ни странно, вполне вписывался в пейзаж.

Когда к ней возвратились силы, Эйко полезла дальше. Высоты, на которую она поднималась, достигали очень и очень немногие. Женщина не обращала внимания на усталость и на боль в мышцах. В здоровом теле – здоровый дух, не так ли? Пролет за пролетом, платформа за платформой, три площадки с аппаратами срочного вызова, бесконечное разнообразие веток и веточек, иголок и шишек, тишина и шелест ветра, жизнь и свет.

Лесенка уперлась в верхнюю площадку. Дальше пришлось карабкаться по сучьям. Эйко передохнула, а затем ловко перепрыгнула на сук, который начинался в нескольких метрах внизу и по наклонной уходил вверх. Да, для того, кто родился в космосе, такие прыжки труда не составляют. Сейчас она весила не больше десяти килограмм, что позволяло ей с легкостью перескакивать с ветки на ветку. Добравшись наконец до того сука, который вел к разветвлению в стволе, Эйко стала двигаться осторожнее, опасаясь потерять равновесие.

Она отнюдь не единственная совершала подобные рискованные восхождения; впрочем, товарищей по увлечению у нее было немного и они предпочитали не хвастаться своими подвигами. На протяжении многих лет никто не тревожил Эйко, никто не нарушал ее уединения. В конце концов, другие забирались на Дерево ради развлечения, а она – чтобы обрести покой.

Ствол разветвлялся, образуя нечто вроде достаточно просторного помещения. Вокруг раскачивались на ветру ветки, сквозь паутину которых виднелось бледно-голубое искусственное небо. Легкая дымка, солнце, похожее не на диск, а на верхний обод некоего колодца, чудовищно далекая земля, едва различимая за лесом, который состоял из одного Дерева…