А я говорю:
— Ты просто устал малость. И тебе нездоровится с твоим этим временем любви дурацким. Мне кажется, тебе тяжело, Укки. Хочешь, отдай мне контейнеры, а я тебе — компьютер.
Он опять вздохнул, и я понял, что прав. Он на меня посмотрел виновато и говорит:
— Давай я тебе
Я взял у него контейнер, сунул в рюкзак и протянул компьютер — и тут вдруг внутри скалы что-то треснуло, как старая тряпка, тихонько. И из камня вокруг Укки полезли тонкие синие жилки.
Это случилось ужасно быстро, как в кино или во сне — вот их не было, и вот уже у него и ноги все в этой дряни, и плечи, и в волосы она впуталась, и он дергается ко мне, но почти не может двинуться, и меч достать не может, потому что эта гнусь ножны оплела. И тогда он отталкивает обеими руками компьютер, по лицу слезы текут, и выпаливает:
— Фог, забирай его и уходи! Улетай отсюда, я не могу освободиться! Быстрей, быстрей — бери и беги!
Я почти не помню, как оно все в точности было. Наверное, я действовал быстрее, чем соображал. У меня тоже инстинкт проснулся. Но примерно так.
Я сунул компьютер под куртку, за пазуху. И вытащил свой нож, про который почти забыл. А потом резал эту дрянь, она ужасно тяжело резалась, наверное, тоже была биомеханическая, и из разрезанных жилок текло синеватое, мутное, жгучее, с острым спиртовым запахом, а Укки выдирался мне навстречу, и я откромсал те, что держали меч, и он начал мне помогать, а я кромсал его волосы вместе с жилками, и кое-где задел кожу, у него по лицу кровь текла, и он резал что-то внизу, а потом все разом ослабло, он дернулся последний раз, и влетел в меня, потому что было ужасно мало места, а я потащил его наверх, по тропе, и он отбивался изо всех сил, от меня, как от жилок, одной рукой, другой держа меч у меня над головой, рыдал и шепотом орал:
— От-пус-ти меня сию минуту! От-пус-ти, не смей меня трогать! Я кому сказал, Фог!? Не смей, не смей меня трогать!!
Я его отпустил метрах уже в ста выше этой ниши. Я только боялся, что я отпущу, он шарахнется назад и сорвется вниз, поэтому сначала отхлестал его по щекам, чтобы привести в чувство. Он только моргал, а меч так и держал над головой, довольно неловко — и достать меня мечом даже не попытался.
Потом я говорю:
— Я тебя больше не держу, только не грохнись с этого карниза, — и разжал руки, все в ожогах от этой дряни, в красных пятнах — и в кровище.
Укки тут же убрал меч в ножны, достал пачку бумажных платков и стал стирать с лица кровь, слезы и эту дрянь. Мы потеряли его рюкзак, флягу и три или четыре кило культуры — но это у нас вышла единственная серьезная потеря. А Укки выглядел так, будто его пытались через мясорубку пропустить, головой вниз, но он как-то выцарапался. У него на голове осталось несколько длинных хохолков волос, в крови насквозь, а на щеке обнаружилась красная полоса — глубокий ожог от этой жилки или щупальца. Он смотрел на меня виновато, кровь тер, тер — а она все текла, текла…