Два раза Мельников подлетал на звездолете к Венере. Он видел планету на теперешнем расстоянии трижды. Неужели он не сумеет определить на глаз, на какой высоте они находятся. Пожалуй, тысяч десять километров. Да, кажется, так.
Легким толчком Мельников поднялся и, приблизившись к Второву, взялся руками за его плечи. Так было удобнее разговаривать.
– Как ты думаешь, Геннадий, - спросил он, - во сколько раз была увеличена сила тяжести при взлете?
Второв поднял голову. Мельников увидел смертельно бледное лицо с блуждающими глазами. Губы молодого инженера были мертвенно-сини.
– Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?
Второв вдруг рассмеялся. В этом смехе звучали истерические нотки.
– Вы бесподобны, Борис Николаевич, - сказал он, продолжая смеяться. - Как я себя чувствую? Как может чувствовать себя человек, приговоренный к смертной казни, стоя под виселицей?..
Мельников понял, что его товарищ потерял самообладание. Надо применить жесткие меры, чтобы привести его в нормальное состояние.
– Стыдись! - резко сказал он. - Жалкий трус! Тряпка! И этот человек называет себя звездоплавателем!"
Он отвернулся, давая Второву время прийти в себя, уверенный, что его слова окажут свое действие.
Второв молчал.
Когда через минуту Мельников обернулся, он увидел, что достиг цели: по лицу Второва бежали слезы.
– Будьте хоть немного человечнее, Борис Николаевич, - сказал он. - Не все могут быть такими, как вы. Ведь нам осталось жить всего шесть часов.
– Это почему? - спросил Мельников, делая вид, что не понимает. Он хотел, чтобы Второв начал рассуждать. Это неплохое средство вернуть спокойствие.
– Как почему? Разве вы не знаете, что наши кислородные баллоны заряжены на двенадцать часов?
– Ах да! Сколько же времени прошло с тех пор, как мы покинули звездолет?
– По-моему, часов шесть.
– Так, - сказал Мельников, - действительно получается, что нашего земного кислорода хватит ненадолго. Шесть часов! За это время многого не сделаешь.
– Мы погибли…
– Опять? Ты говорил то же самое, когда мы сидели в разбитом самолете у берега материка Венеры.